Зелёный туман - [8]

 В воскресенье, 10 марта, была смена Ворона, и я сидел в доме один, понятно, не зажигая свет и не выходя на улицу. Около девяти часов вечера входная дверь открылась.

 – Эй, Банкир, – раздался голос Рыжего, – выходи, Седой зовёт.

 Я собрался.

 – В котельную, – скомандовал Рыжий. – А ну подожди…

 Он вышел первым, осмотрелся по сторонам. На глухой и заснеженной улице никого не было.

 – Пошли, Банкир, быстро! Дорогу помнишь?

 Конечно, дорогу я помнил и помнил также, что раньше Рыжий называл меня фраером, а теперь – Банкиром. Что ж, видимо, все прогнозы оправдались, и общаться со мной стали повежливее.

 В котельной меня уже ждали: Седой, как и в прошлый раз, сидел за столом, Ворон – возле топки. Я сел за столик, и Седой, дождавшись, пока Рыжий уйдёт составить Ворону компанию, начал:

 – Молодец, Банкир, всё верно. Итак, ты из будущего?

 – Из будущего. Или всё ещё не веришь?

 – Верю. Ну и как там, в будущем?

 Я усмехнулся:

 – В будущем будет много чего, даже советская власть в конце концов рухнет, но в чём мой интерес тебе рассказывать?

 Ворон хлебнул чифиря и спросил, глядя прямо в глаза:

 – А что ты хочешь?

 – Так я ж уже говорил: ксиву с пропиской и хату надёжную, чтобы упасть. Плюс десять кусков, за которые я продаю тебе этот чемпионат по футболу, все матчи. Плюс сам капусту на закладах стричь буду, а ты мне не будешь в этом мешать. Идёт?

 Седой закурил, недобро прищурился:

 – А почему бы мне не кликнуть Конопатого и не вытрясти из тебя всё бесплатно?

 Я, как мог беззаботнее, рассмеялся:

 – Чтобы вытрясти, надо знать, что вытрясываешь. А что ты знаешь, как поймёшь, что не вру? И потом, кроме футбола с хоккеем, в мире будет много чего ещё. Будет, например, весёлый пятьдесят девятый год, будет денежная реформа 1961 года.

 – И что денежная реформа? – заинтересовался Седой. – И что ещё за новости в 59-м году?

 – Ксива, хата, десять штук, – отрезал я и как можно спокойнее закурил. – Аванс я тебе уже проплатил – этим чемпионатом по хоккею. Что ещё? Будет это – будет тебе рассказ про 59-й год, который, не предупреди я тебя, ты можешь и не пережить, будет много чего интересного про денежную реформу в 61-м. И всё – деньгами пахнет. А у меня ещё в запасе – сорок лет будущего. Так что?

 Седой надолго задумался. Минут десять он курил, чифирил, прикидывал. Наконец сказал:

 – Завтра с утра делаешь фотки на паспорт, в срочном фото. Отдашь их Футляру. Хочешь – ночуй сегодня здесь. О том, что знаешь будущее, – ни Ворону, никому ни слова. Всё!

 Он встал и, кликнув Конопатого, ушёл.

 Владимир Сергеевич надолго замолчал, привычным тоскливым взглядом всматриваясь в темнеющий противоположный берег. Потом, докурив очередную "Мальборо", продолжил:

 – В общем, через неделю, в воскресенье, Седой навестил нас с Вороном. Отослав хозяина квартиры на кухню, положил передо мной зелёный советский паспорт:

 – Держи, Банкир!

 Я посмотрел: был я теперь Коротковым Виктором Николаевичем, 1931 года рождения. Нормуль!

 – Поедешь в посёлок Одинцово, что к западу отсюда, жить будешь там, на Советской улице, дом 8, у старушки божьего одуванчика Пелагеи Степановны. Она тебя пропишет как своего внучатого племянника. От вокзала первая улица направо. В общем, захочешь – найдёшь. Там тебя никто не тронет – участковый наш. Можешь даже на работу устроиться, если не впадло. А вот – десять штук. – И Седой выложил огромные советские дореформенные банкноты. – Сто листов.

 Я, не дожидаясь, когда он спросит сам, положил на стол полностью заполненную – два круга – таблицу первенства СССР по футболу.

 Седой посмотрел и хмыкнул:

 – Опять "мусора"?  Ну ладно… Ворон! Подвари нам чифиря. – Спрятал таблицу в карман, закурил папиросу и спросил: – Так что ты там болтал про 59-й год и денежную реформу?

 Признаться, я был поражён с того момента, как только Седой поверил в мою инобытийность: он был чистым прагматиком и странное появление человека из будущего не задевало в нём никаких романтических струн: он принял это как должное, как факт, который несёт прибыль. И всё. Ни вздохов, ни охов. Возможно, это было именно то, что мне нужно.

 Я совершенно успокоился и, тоже закурив, спросил:

 – Седой, у тебя среди валютчиков интерес есть?

 – Ну, допустим, – настороженно сказал Седой. – И что?

 – Надо тебе потихоньку завязывать с этим бизнесом: статьи по нему ужесточат.

 – Когда, – спросил Седой, – и насколько?

 – В 59-м валютчиков начнут расстреливать. Опасным станет это занятие. Так что смотри.

 – Расстреливать? – не поверил Седой. – Это что, вместо пятерика вышка?

 – Угу. Причём вышку Никитка нарисует даже тем, кого повяжут в 58-м. Задним числом к стенке поставит, личным указом.

 – Падла! – прохрипел Седой. – Вот сука, блядь!

 Он, откинувшись на стуле, долго скрипел зубами. Потом, овладев собой, спросил:

 – Хорошо. Ну, гад Никита! А что там денежная реформа?

 – Так ведь обмен денег намечается, однако.

 – Знаю. И что?

 – А то, что бумажки менять будут, а монеты нет, – с удовольствием произнёс я, вспомнив художественный фильм "Менялы".

 – Ну? – Седой, видимо от раздражения, пока ничего не понимал.

 – А ты подумай: обмен-то один к десяти, а монеты менять не будут. – И я закурил, предоставив ему возможность догадаться самому.