Зелёный туман - [7]

 – Что? Какой хоккей? – Он посмотрел на меня недобрым взглядом. – Что ты мелешь?

 – Хоккей с шайбой, – терпеливо объяснил я. – Ты знаешь, кто в этом году станет чемпионом? Нет? А я знаю: "Крылья Советов".

 Седой буравил меня взглядом. Он, конечно, думал, что я над ним издеваюсь. Но – сдержанный был мужик! – всё же спросил:

 – А почему не ЦСК МО?

 – Потому что ЦСК МО "Крылышкам" проиграет и отстанет на одно очко.

 – Откуда ты это знаешь? – недоверчиво спросил Седой. Он, наверное, всё решал: псих я или издеваюсь.

 – Ты фантастику читаешь? – опять спросил я. Спрашивал, хоть это и было опасно; но нельзя было слабину давать, никак.

 – Читаю иногда, – процедил Седой, – от скуки.

 – "Машину времени" Герберта Уэллса читал?

 – Не тяни кота за хвост, фраер путаный! – начал сердиться Седой. – Ну читал. И что?

 – А то, что я вот не сказка. – Я набрал в грудь воздуха и выпалил решающую фразу: – Я из будущего.

 Седой, откинувшись на стуле, долго сверлил меня взглядом. Наконец, усмехнувшись, процедил:

 – А ты, фраерок, оказывается, псих. Ты просто, – он покрутил пальцем у виска, – того.

 Он смотрел на меня уже с некоторой опаской. Ну… как на психа.

 – А какая разница, – спросил я, – псих я или не псих? Не веришь – прими за сказку. В общем, я тебе говорю – ты слушаешь. Веришь, не веришь – пофигу. А там – думай и решай. Лады?

 – Ну, говори, – без энтузиазма произнёс Седой, – а я послушаю.

 – Короче, упал я к вам из будущего, из далёкого будущего, аж из 1997 года. И вот сижу тут, в вонючей котельной, почти без денег, без документов и без жилья. Как бы в гостях.

 – Почти без денег, – хмыкнул Седой, – а по две косых Ворону и Футляру обещал. Ответить придётся.

 – Я за базар пишусь, – как можно жестче сказал я. – А знаешь почему?

 – Ну?

 – А потому что будущее – это деньги, а знание будущего – это власть. Будущее можно продать. Меркуешь или ещё объяснить?

 Философская, между прочим, Сергей Владимирович, мысль: "будущее можно продать". Сильно я тогда загнул, вы согласны?

 Я подумал, что вся коммерческая жизнь – по сути продажа будущего ради благ настоящего, но промолчал, и Владимир Сергеевич продолжил.

 – Седой наконец-то стёр ироничную усмешку с лица, задумался. Потом снова хмыкнул:

 – И ты думаешь, я тебе поверил? Иди-ка в дурку, дурилка. Пока жив.

 Я – в тон ему – тоже усмехнулся и достал из внутреннего кармана расписания хоккейных матчей в Москве (греясь в столовке, я уже проставил напротив матчей результаты). Положил на стол перед Седым:

 – Проверишь.

 Тот взял бумажку, хмыкнул, спрятал в карман:

 – Проверю.

 – А теперь прикинь: игры Союза по хоккею, по футболу, матчи сборной, чемпионаты мира… Деньгами пахнет! Ежели грамотно забиваться на пари, а? Да и в будущем много чего интересного будет происходить, что полезно заранее знать. Пятьдесят девятый год будет весёлым, и шестьдесят первый, и шестьдесят четвёртый. Знание будущего, ещё раз тебе говорю, это деньги, большие деньги и к тому же – средство избежать неприятностей, которые – поверь мне – скоро, очень скоро нагрянут. А я их знаю. Что скажешь?

 Седой на этот раз задумался надолго, выкурил ещё папиросу, хлебнул чифиря и наконец, ещё раз пробуравив меня взглядом, принял решение.

 – Конопатый! Иди сюда!

 Рыжий быстро подошёл к столу.

 – Короче, берёшь этого фраера, ведёшь на хату к Ворону. Скажешь, я велел.

 А ты, как тебя… А, Банкир! Сидишь на хате Ворона тише воды, ниже травы. И не дай боже, соседи тебя усекут. В субботу посмотрим, что ты за пророк, что за Вольф Мессинг в натуре. Всё ясно?

 Мне было ясно абсолютно всё.

 На хате у Ворона – в небольшом деревянном домике – мы раздавили пузырь, и я осторожно расспросил его про всю эту странную компанию. В общем, Витька-Футляр тоже был из бывших, тоже в завязке. Завязать решил после последней отсидки, с которой откинулся в пятьдесят пятом, оттрубив от звонка до звонка. По специальности был медвежатником, а кличку свою получил после того, как, будучи ещё совсем молодым вором, разбомбил сейф ювелирного магазина, битком набитый футлярами с брюликами и прочими камешками. И последний свой срок он тоже мотал за брюлики: сгорел на сбыте.

 Седой был в законе, работал по-крупному; в подробности Ворон, даже очень пьяный, не вдавался. Ну и ладно: чем меньше знаешь – тем крепче спишь. А спать мне с уставшей от пустоты головой хотелось страшно: хоть какое-то занятие – несвязные сны.

 Остальные истопники были не из их компании – стареющие мужики-работяги, никак не связанные с блатным миром. Работа, понятно, шла сутки-трое.

 В общем, до субботы я был устроен, сыт-пьян и нос в табаке. Засыпая, я всё думал: вот попал в кабалу к Седому, а может быть, проще было паспорт у какого-нибудь пьянчуги тиснуть? Но паспорт тиснуть я мог завтра, а спать в тепле мне хотелось сегодня. Это, наверное, всё и решило. Да и документы подделывать – тоже целая наука, которой я пока не владею. Да и где подделывать – в подъезде?

 Терзаясь обычными интеллигентскими сомнениями: "правильно я поступил – неправильно", я наконец заснул беспокойным сном, в котором Варлам Шаламов рубил кайлом дверь мавзолея с надписью "ЛЕНИН СТАЛИН". Седой с Футляром грузили совковыми лопатами прах вождя в деревянную лагерную тачку, за которой стоял Никита Хрущёв, а Ворон, распахнув на груди телогрейку, орал на него благим матом: "Не трожь Хозяина, падла! Не трожь!". Мокрый мартовский снег засыпал и мавзолей, и Шаламова, и тачку с прахом Сталина, и синюю татуировку на груди Ворона.