Зеленый поезд - [43]

Стоп! Углекислота и ультрафиолет… Оживающий жук…

Андрея толчком выбросило из полудремы, и в голове загудела, стремительно раскручиваясь, какая-то звонкая ледяная сила.

Спокойно. Главное — спокойно. С самого начала.

Итак, лабир. Кристаллы дозвездного вещества, из которого, по-видимому, состоит темное сердце нашей галактики. Планеты класса «К» — чужаки в нашем звездном мире. Они оттуда, из темного сердца.

Странные небесные тела, одинаковые до неправдоподобия. Различен только возраст. Словно там, в галактическом центре, работает гигантский штамп, время от времени выбрасывая в пространство свои изделия-близнецы. Зачем?

Кристаллопланеты всегда окружает бессонная стража — двойная звезда. Словно специально для того, чтобы создать вокруг мощные пояса ультрафиолета, радиации и пульсирующей гравитации. Через эти пояса не прорвется ни одна спора, ни один живой организм.

Кроме космического корабля…

А сама планета как будто нарочно придумана для жизни. В лабире есть все необходимое. Плотная атмосфера из углекислоты и водяных паров пропускает только безвредные излучения и ровно столько, сколько нужно для роста и развития. И эти Белые озера — по одному на каждой планете…

Яйцо! Типичное неоплодотворенное яйцо в невидимой броневой скорлупе, пробить которую может только звездолет — посланец разумной жизни!

Бред!.. И все-таки слишком много для случайной игры совпадений…

— «Прима», я — «Альфа», ваша связь, почему не выходите на связь? «Прима», почему молчите?

Андрей вздрогнул и глянул на часы. Он летит уже больше часа.

— «Альфа», я — «Прима», слышу хорошо, все в порядке, аппаратура — отлично, обстановка без изменений, иду над квадратом 144-А, курс прежний…

Он выпалил все одним духом, ожидая очередного вежливого и лаконичного «втыка», но после секундной паузы раздалось неожиданное: «Замечтались?» Андрей удивленно покосился на индикатор тембра: нет, он не ошибся, в голосе Медведева звучала грусть.

Что это с ним? Грустный Медведев? Ну и дела… Сегодня что-то случится.

— Что же вы молчите? Мечтайте на здоровье. Только в перерывах не забывайте вовремя выходить на связь… А мечтать обязательно надо. Иначе…

Медведев замолчал, и Андрею захотелось поделиться внезапной догадкой. Но перед глазами сверкнула неизменная пилочка для ногтей, тонкие губы, скошенные усмешкой, и он ответил сухо:

— Да нет, Петр Егорыч, я не мечтаю. Просто докладывать не о чем…

В шлемофоне что-то щелкнуло, и голос Медведева отрезал:

— В таком случае прошу вас быть точным.

Призрачный ковер внизу помутнел. Впереди вставала серебряная дуга, тесня черноту неба, и из-за горизонта ударили первые струйки влажного зеленого света. Короткий черный день кончился.

Андрей выключил автопилот и взялся за рычаги управления, хотя до цели было еще далеко. Просто ему нужно было сейчас собраться, соединить разбросанные мысли в одну прочную цепь.

В конце концов, Медведев в чем-то прав. Самое трудное — не сама идея, а доказательства.

О тайнах центра галактики думать пока рано. И о том, откуда берутся кристаллопланеты. И почему они существуют только в системах двойных звезд. И почему они так подозрительно одинаковы. И почему они родились — или созданы? — именно такими, какие они есть. Решить все это не под силу одному человеку.

Здесь нужны сотни теоретиков и сотни экспедиций, десятки, а может быть, и сотни лет труднейших и всесторонних исследований.

Прежде всего надо опровергнуть Штейнкопфа. Иначе никогда не уйдут к сердцу галактики звездные корабли, а дразнящая догадка о планетах-посланцах останется красивой сказкой, которую можно рассказать только сыну. «Дозвездное вещество и жизнь несовместимы…» Нет! Тысячу раз нет! Если до экспедиции это было неосознанное желание, если в течение последних шести месяцев было это смутное, постепенно нарастающее предчувствие, то теперь это уверенность — никакого барьера нет, и нет запретной двери. Есть манящие маяки неведомых берегов, есть зыбкие сигналы тайны, грандиозность которой трудно представить.

Но кто поверит ему там, на Земле? Чем докажет он свою правоту? И кто будет его слушать всерьез, если он сам представит Международному Совету Космонавтики толстую папку собственных наблюдений, с первой до последней строчки подтверждающих «теорию жизненного барьера»? Его просто отправят в психолечебницу да еще, чего доброго, припишут сумасшествие «влиянию звездного вещества».

А может быть, он действительно немного не в себе?

Выплыл, клоня тяжелые соцветья, сиреневый куст.

Милая сирень, ты недаром тянулась к обзорному экрану, принимая его за окно, ты бы наверняка выжила здесь, но бдительный автомат стерилизатора не выпустит нас с тобой из корабля, ибо его механическая память крепко хранит сто второй пункт устава…

На панели изо всех сил мигали сиреневые посадочные огни.

Андрей резко заложил ручку влево и вперед до отказа. Дископлан встал чуть не на ребро и по крутой спирали пошел вниз.

— «Альфа», я — «Прима», квадрат 288-Б, иду на посадку, аппаратура — отлично, обстановка без изменений, все в порядке. «Альфа», я — «Прима», иду на посадку…

— «Прима», я — «Альфа», вас понял, не задерживайтесь, учтите повышение гравитации через двадцать пять минут…