Зеленый папа - [107]
— Одно другого не касается; я обещаю вам молчать сейчас, но это не значит, что мы откажемся от борьбы в будущем. Борьба, правда, не означает насилие. Лестер Мид и его жена сочли бы себя победителями, если бы смогли мирными средствами бороться против гигантской Компании, ибо силища у нее преогромная…
— Как у всего того, что принадлежит нашему северному «братцу».
— А еще я хочу сказать вам — уступка моя вызвана вовсе не боязнью, что столица станет мне тюрьмой: кто никому не должен, тому нечего… нет, не боязнью вызвана, а убеждением, что из двух компаний: «Тропикаль платанера» и «Фрутамьель компани», — хотя одна другой стоит, — наиболее опасна «Фрутамьель». Пограничный конфликт — это просто-напросто банановый конфликт, и если мы не поддержим «Тропикальтанеру», то «Фрутамьель» заграбастает спорную землю одним мигом, а мы останемся с фигой… Простите за рифму…
Лусеро собрался уходить.
— Ну, пусть так. Я, со своей стороны, сообщу, что беседовал с вами и что вы мне дали честное слово избегать всяких осложнений с Компанией, пока не решится пограничный вопрос. Я, правда, не думаю, чтобы «Фрутамьель» была столь опасна. Мой зубной врач полагает, что это копилочка более надежная. Вы, может быть, знаете доктора Лариоса?
— Я был у него вчера вечером, на званом обеде.
— И там ничего не говорилось о пограничных делах?
— Так, между прочим…
Лусеро предпочел не распространяться по этому поводу, пожимая маленькую бронзовую руку шефа полиции.
— Мы за тобой! Пойдешь с нами посмотреть наше бейсбольное поле «Льяно-дель-Куадро»? — спросил, врываясь в отель, Боби Томпсон у Пио Аделаидо Лусеро. — Вон он даже в колледж не ходил, смотался с уроков, чтоб с нами пойти.
— Тиши ты, Гринго, не ори во всю глотку! — цыкнул на него Флювио Лима, потянув за руку Пио Аделаидо. За пазухой у Лимы над тугим поясом топорщились две тетрадки и учебник арифметики. Паршивое дело, если дядя Рехинальдо застукает меня на «Льяно-дель-Куадро», что тогда делать? — вздохнул он, вопросительно скосив глаза на Боби.
— Твой дядя уже отправился в свою контору. Сейчас тебе, пожалуй, опаснее ходить по главным улицам.
— Лучше не пойдем на «Льяно-дель-Куадро», а погуляем где-нибудь еще, только не там… Ты, Боби, дурачком не прикидывайся, ведь дома, если дядя и ушел в контору, осталась Сабина, а она в сто раз хуже.
— Лучше всего, — Боби, не замедляя шагов, снял кепи и запустил пятерню в рыжие вихры, — лучше всего идти на «Льяно-дель-Куадро» и не прятаться от Сабины. Если хочешь, прямо подойдем к ней и поздороваемся.
— На-ка, выкуси!
— Почему? Если ты будешь прятаться, она сразу почует, что ты удрал из колледжа. А если мы пойдем прямо на нее и ты ей спокойненько скажешь «здрасте», она подумает, что тебя отпустили, и не пикнет.
— Боби прав… — сказал Пио Аделаидо. Как все крестьянские дети, он был молчалив, а его маленькие городские приятели болтали без умолку.
— Вот что сделаем, ребята! — вдруг воспрянул духом Лима. — Если Сабина нас увидит, мы подойдем к дому, как ни в чем не бывало, она ничего и не заподозрит, а если сама она не высунет носа, я не буду лезть ей на глаза.
Они уже шли по зеленой простыне поля. Вокруг — белые, голубые, розовые домики, изгороди, увитые красными и желтыми цветами; в тех местах, где не было ни домиков, ни изгородей, открывался горизонт: цепи Анд с горными вершинами. Будто дымком, поднимавшимся из труб, были окрашены эти вершины лазурных цепей. Санаты и голуби носились над крышами. Стая сопилотов клевала лошадиную голову — глазницы пусты, зубы в запекшейся крови.
— Познакомьтесь, — им навстречу шел Мансилья Гнояк, — дядюшка нашего Флювио… — и показал пальцем на падаль.
— Не трепись зря, Гнояк, мне уж надоело.
— А я и не треплюсь, это правда. — Сабина!.. — закричал Боби.
Флювио захотелось провалиться сквозь землю. Старуха, высунувшись в дверь и прикрыв глаза ладонью, словно козырьком, пыталась разглядеть, кто бы это мог разгуливать по полю, когда все работают. Высматривала осторожно: не нарваться бы, чего доброго, на неприятности.
— Болван, зачем приседаешь! — набросился Боби на Флювио. — Давай войдем в дом и попросим воды напиться!
— Она, может, меня не заметила, еще успею смотаться.
— Ага, так и не заметила… — усмехнулся Боби.
— Тогда пошли все вместе и заговорим ее. Надо натрепать ей про святых и процессии.
Сабина, прислонившись к дверям, кивнула им.
— Как твои дела?.. — точнее сказать, она кивнула одному Флювио. Сегодня, кажись, опять не было уроков… Вот я пожалуюсь на тебя матери, только и знаешь, что шляешься с этой бандой бездельников.
— Нас отпустили. — Флювио держался довольно независимо, несмотря на хихиканье Боби и Гнояка.
— А почему отпустили? Куда глядят сеньоры школьные учителя? Или им тоже захотелось погулять? Стыд и срам!
— Отпустили по случаю дня святого…
— …Ла… Нет, Папы, — подсказал Боби.
— Лапы-папы, что ты мелешь, парень? Только у иностранцев бывают такие лапы-папы…
Даже Пио Аделаидо расхохотался. Гринго, красный, как свекла, постарался спрятать в траве свои огромные башмаки.
— А тот помидор откуда? — спросила Сабина у Флювио про юного Лусеро.
— С побережья, тетушка Сабина, — вмешался Мансилья.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
За яркое творческое достижение, в основе которого лежит интерес к обычаям и традициям индейцев Латинской Америки, Мигель Астуриас получил премию. Роман «Маисовые люди» считают лучшим его произведением. В этой полуфантастической, написанной ритмической прозой книге Астуриас изображает волшебный мир индейцев майя и противопоставляет его латинской культуре, против которой индейцы восстали.
В увлекательных рассказах популярнейших латиноамериканских писателей фантастика чудесным образом сплелась с реальностью: магия индейских верований влияет на судьбы людей, а люди идут исхоженными путями по лабиринтам жизни. Многие из представленных рассказов публикуются впервые.
Гватемальский писатель Мигель Анхель Астуриас — классик мировой литературы XX века, лауреат Нобелевской премии. Повесть «Юный Владетель сокровищ» — прекрасный образец «магического реализма», которым прославилась литература Южной и Центральной Америки, шедевр поэтической прозы, в котором изящно переплетаются фантазии и сказочные мотивы, сон и явь, жизнь и смерть.Мальчик проводит время на заброшенной галерее, которая в его воображении преобразуется в замечательные площадки для игр — пиратский корабль или цирковую арену… Только пытливый детский взгляд, осматривая стены, пол, потолок, может увидеть в старой галерейке шкаф, полный сокровищ, принадлежащих роду Владетелей…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В романе «Сеньор Президент» перед нами возникает своеобразный коллективный герой – общество, задыхающееся от смрада тирании, парализованное страхом перед произволом свирепого владыки. Множество действующих лиц, вереницей проходящих по страницам романа, не более чем частицы целого – нации, охваченной глубочайшим кризисом.Сеньор Президент, Вождь Либеральной Партии, Покровитель Молодежи, Герой Отечества распространил свою власть на тела и души, мысли и чувства своих подданных. Страх сковывает всех, начиная от бездомного нищего и кончая преуспевающим фаворитом самого Сеньора Президента…
Писатель-классик, писатель-загадка, на пике своей карьеры объявивший об уходе из литературы и поселившийся вдали от мирских соблазнов в глухой американской провинции. Книги Сэлинджера стали переломной вехой в истории мировой литературы и сделались настольными для многих поколений молодых бунтарей от битников и хиппи до современных радикальных молодежных движений. Повести «Фрэнни» и «Зуи» наряду с таким бесспорным шедевром Сэлинджера, как «Над пропастью во ржи», входят в золотой фонд сокровищницы всемирной литературы.
В книгу вошли стихотворения английских поэтов эпохи королевы Виктории (XIX век). Всего 57 поэтов, разных по стилю, школам, мировоззрению, таланту и, наконец, по их значению в истории английской литературы. Их творчество представляет собой непрерывный процесс развития английской поэзии, начиная с эпохи Возрождения, и особенно заметный в исключительно важной для всех поэтических душ теме – теме любви. В этой книге читатель встретит и знакомые имена: Уильям Блейк, Джордж Байрон, Перси Биши Шелли, Уильям Вордсворт, Джон Китс, Роберт Браунинг, Альфред Теннисон, Алджернон Чарльз Суинбёрн, Данте Габриэль Россетти, Редьярд Киплинг, Оскар Уайльд, а также поэтов малознакомых или незнакомых совсем.
«Приключения Оливера Твиста» — самый знаменитый роман великого Диккенса. История мальчика, оказавшегося сиротой, вынужденного скитаться по мрачным трущобам Лондона. Перипетии судьбы маленького героя, многочисленные встречи на его пути и счастливый конец трудных и опасных приключений — все это вызывает неподдельный интерес у множества читателей всего мира. Роман впервые печатался с февраля 1837 по март 1839 года в новом журнале «Bentley's Miscellany» («Смесь Бентли»), редактором которого издатель Бентли пригласил Диккенса.
В книгу вошли лучшие рассказы замечательного мастера этого жанра Йордана Йовкова (1880—1937). Цикл «Старопланинские легенды», построенный на материале народных песен и преданий, воскрешает прошлое болгарского народа. Для всего творчества Йовкова характерно своеобразное переплетение трезвого реализма с романтической приподнятостью.
«Много лет тому назад в Нью-Йорке в одном из домов, расположенных на улице Ван Бюрен в районе между Томккинс авеню и Трууп авеню, проживал человек с прекрасной, нежной душой. Его уже нет здесь теперь. Воспоминание о нем неразрывно связано с одной трагедией и с бесчестием…».