Зеленый храм - [56]

Тем не менее между липами на площади Мэрии был натянут брезент, и там, где кончался разборный паркет, эстрада ждала актеров, занятых в пьесе, которую играли старшие школьники перед собравшимися внизу ребятами в маскарадных костюмах, прежде чем наступит ночь и начнет играть оркестр бала-маскарада, предназначенного для взрослых. Это одна из оригинальных редкостей кантона. В праздник тела Христова не отмечают больше великого посвящения, в котором участвовали простодушные девочки-ангелы, с крылышками на лопатках, апостолы с ореолом из позлащенного картона, святые девы и мученики в белых пеплумах, потрясающие пальмовыми ветвями и с красными лентами вокруг шеи, напоминавшими отсечение головы. Но привычка к карнавалу неколебима, однако ее профанируют, хотя за супрефектурой, на углу улицы Жанны д'Арк у Маленго, где выдают напрокат смокинги, фраки, вечерние платья или подвенечный наряд, а для жирного вторника[9] — неизбежные кринолины, комбинезоны астронавтов или доспехи мушкетеров, часто выбирают облачение священников, которые те уже давно не носят. Можно быть уверенным, что Вилоржея вы там застанете: он всегда кардинал, в то время как мадам Бенза красуется в старинном просторном чепце святых сестер Сен-Венсен-де-Поля.

Но если доктор Лансело тоже предстает перед вами в костюме средних веков с античумной горелкой (в случае необходимости все прямо к нему и отправятся), то большинство танцующих, предпочитающих, чтобы их отгадывали, каждый раз переодеваются по-новому, особенно молодежь; и многим известно, что позднее некоторые лица (как мужского, так и женского пола), когда кто-нибудь отцепит маску, будут несколько удивлены, но отмолчатся.

Пусть падают на голову дождинки, как и положено по сезону, это не исключение. На улице под большими материнскими зонтами прошли маленькие арлекины, миниатюрные феи. Клер, сопровождая Лео, наряженного домовым, уже ушла. За неимением инструкций я никогда ни к чему не прикасаюсь в мастерской в ее отсутствие. Я подумал сесть за пианино, но флейтист был не в ударе. Сидя на самом краешке кресла (он редко устраивается там удобно: можно подумать, что он всегда готов немедленно подняться и уйти), он по виду читал книжку, «Рыбы морских пучин», но я полагаю скорее, что он просто размышлял. Его, наверное, удивило, что он был пойман на слове девушкой, отказавшейся запереться у себя в комнате и решившейся выйти одной, как он ей и предлагал. Клер никогда не пропускала маскарадов; в полдень она вернулась из города с двумя картонками, маленькой, где лежал маскарадный костюм Лео, и большой, в которой я смог только увидеть что-то шелковое, что должно было превратить мою смуглянку в гейшу. Если я правильно угадал — сцена произошла в пристройке, — на эту тему имелись небольшие расхождения.

— Вы знали, что она должна была привезти мне костюм? — внезапно сказал он.

— Что?!

Непритворное восклицание. Так как я не находил ничего лучшего, чем корпеть над моей декларацией о доходах, главным образом состоящих из пенсии, которая не была повышена даже до уровня 9,7 % инфляции, что признано мосье Барром, я мог вывести итог, который ничем не помог бы фининспектору.

— Да, — уточнил он, — под кимоно лежала белая ряса и капюшон кающегося грешника.

Хитрюга! Кающийся грешник — это обычно я. Я не одалживаю этот костюм. Я купил его вот уже тому двадцать лет и каждый раз достаю его из шкафа, и все это знают. Перед моим уходом на пенсию я состоял в группе из пяти-шести человек, которые, принимая во внимание их должность, не могли остаться неузнанными. Если же я и подумывал воздержаться в этом году, то единственно затем, чтобы не оставлять нашего гостя одного… Но меня заменили им. Конечно, это могло быть средством самозащиты, вызвать уважение к себе, а капюшон давал то преимущество, что под ним спрятался бы этот преизбыток белокурости, которая, выбиваясь из-под маски, тотчас выдала бы нашего гостя. Затея была веселая, но преследовала цели политические. Клер уже просила меня снова пригласить наших старых партнеров по бриджу: Лансело, мосье Пе, священника, мосье Паллана, при случае мосье Бенза. Наш друг теперь ходил нормально. Даже под контролем, он мог преспокойно удрать весной, нежное дуновение которой, казалось, уже чувствовалось. Я сам видел, как он с интересом разглядывает только что вынырнувшие на поверхность подснежники — предшественники крокусов; я видел, как он трогал набухшие почки, приклеивавшиеся к пальцам. Вскоре зацветут персики… После побега моя дочь, не находя ничего лучшего, казалось, решила играть на новом объявлении в газете — она верила в свой козырь: аппетит возлюбленного, который обострялся, может быть, из-за чуточки ревности. Но не надо было забывать, что речь шла не об обычной связи. Однако я ничего не мог сделать, не навредив дочери или не оттолкнув юношу. Впрочем, он продолжал беззлобно и даже с некоторой веселостью:

— Кажется, сегодня вечером я буду себя прекрасно чувствовать, ведь я увижу людей, как и я, без лица и без имени. По-моему, такая ситуация должна воодушевлять меня. Вообразите, мосье, что маленький хитрец проведывает, в чем дело, прыгает на эстраду и начинает кричать: «Неизвестный из Лагрэри среди нас! Кто это? Принимаю пари!»