Зеленый храм - [24]

— Итак, прошу вас, не будем фантазировать. Ничто не доказывает, что наш молодой человек уничтожил свое удостоверение личности, как Гарри Дэвис, разорвавший свой паспорт. И если бы даже это было так, разве могла бы я ему позволить жить грабежом под тем предлогом, что он очень мило играет на флейте, веселясь среди птичек и козочек? Как бы то ни было, завтра он оставит больницу и перейдет в здание тюрьмы, а мы в это время снова попытаемся установить его личность и покажем его доктору Матиньо, эксперту-психиатру, работающему в суде. Если он виновен, его будут судить. Если не в своем уме, его отправят в дом умалишенных. Если он нормален, не виновен, но останется неизвестным, тогда, откровенно говоря, я не знаю, что и делать. Есть, конечно, окружной Дом призрения… Прокурор рассудит.

IX

Ласточки, чьи дальние путешествия удивляют, у нас делают более тысячи перелетов, — о чем мы забываем, — чтобы построить себе гнездо в углу окна, а ведь для этого надо очень много комочков земли, — и вот нынче утром они снялись с насиженного места и улетели двумя партиями; сейчас, наверное, крылья этих далеких, неутомимых птиц трепещут в ночи. Но нам остались воробьи, глухо чирикающие, спрятавшиеся между балками чердака, и последние комары, укрывшиеся в комнате, эти надоедливые мучители, которые своими милиграммами терзают мой шестидесятипятикилограммовый сон. Я хлопаю по щеке — один убит; и в то время, как слышится мешающий мне спать крик карликовой совы, скребущий ночь, что стоит за окном, я переворачиваюсь и задаю себе вопрос: а ведь и впрямь, серая дама права: что он будет делать, когда выйдет на свободу?

Тарантул тревоги за чужую судьбу уже никогда не пощадит тех, чья жизнь на службе была постоянным испытанием меры их ответственности. Даже если я нахожу себя смешным, даже если сердит на тех, кто мне обязан, мое второе «я», готовое бежать на помощь, непременно даст о себе знать. С тем, кому я оказал помощь, я чувствую себя связанным словно контрактом. И я тревожусь. Особенно ночью. Щелканье, потрескивание, даже самые незначительные звуки, вибрация крыльев агонизирующих на паркете мушек — эти трещины в молчании тотчас становятся моими.

Что с ним будет? Не могу ли я что-нибудь сделать для него? Поскольку в один памятный день юристы цитировали свод законов, мне захотелось пойти самому посмотреть. Они забыли процитировать статью 273, которая предусматривает следующее: бродяги, даже после суда, могут быть освобождены муниципальным советом или взяты на поруки платежеспособным гражданином. Кстати сказать, достаточно перескочить глазами на следующие статьи, касающиеся нищих, потом взглянуть на 277 и 278, объединяющие две категории, чтобы представить себе жестокость Свода законов по отношению к людям, лишенным средств существования, по отношению к неудачникам, неприкаянным, бездомным: все возможные постояльцы окружного Дома призрения (то есть арестного дома нищих), все, когда они вне его, рассматриваются как постоянная угроза покою, благополучию собственника. Несмотря на устарелость закона, нищий все еще подлежит аресту и лишению прав на срок от полугода до двух лет, если он не может указать источника своих вещей! Интересное получается умозаключение, довольно необычное: следствием поруки является оправдание!

Что с ним будет? Боюсь, кроме нас с дочерью, никто об этом не думает. По правде сказать, я не все вырезки просмотрел. Их много (без обилия заголовков): наспех вырезанные, разложенные, склеенные, они заслуживают того, чтобы взглянуть на них вблизи. Раз я все равно не сплю, зажжем свет, протянем руку и посмотрим, что пишут.

«Узнаете ли вы его?» — заголовок в «Уэст репюбликэн», поддерживающей предложение дамы в сером: «Надо ему помочь вопреки ему самому». Аргумент в поддержку этого тезиса: нельзя позволять ему увязнуть в юридической трясине, так как она не дает ему возможности возместить убытки и воспользоваться пособием, которое могло бы предоставить общество.

«Перемещение незнакомца в тюрьму» в свою очередь заявляет «Ла Вуа де л'Уэст», уточняя, что Икс находится там под наблюдением врачей. Икс вместо X, в интересах типографии, объясняют нам. За сим следуют язвительные слова относительно «преступления безымянности» и задается вопрос: на чем основывается это обвинение и как объясняется эта беззаконная мера? Содержание статьи, в сущности, повторяет развернувшиеся между судьей и адвокатом дебаты, свидетелями которых мы стали. «Эклерер» попросту воспроизводит тот же текст, сопровождая его изложением противоречивых высказываний, собранных в основном в этом кантоне, причем большинство из них благоприятны для обвиняемого.

Что касается большой прессы, иначе говоря парижской, которая дает меньше материала, чем того желала бы мадам Салуинэ, то ее особенно интересует формулировка «в данном случае дезертирство».

Некий хроникер вопрошает, не идет ли тут речь просто-напросто об опыте выживания на земле, как у Бомбара — выживания на море, и пока это хотят оставить в тайне.

Другой говорит о преодолении одиночества и склоняется к той мысли, что это местный вариант добровольного изгнания Жоржа де Кона, оставленного на пустынном атолле в компании своей собаки.