Зеленый дол - [9]

Шрифт
Интервал

За полчаса до назначенного времени Петя, вооружившись заступом, отправился через фруктовый сад.

Место, с которого согнали дедушку Егора, оказалось для опытного участка очень подходящим. На южном, пологом склоне невысокого холма, сплошь заросшем кустарником, каким-то образом сохранилась небольшая полянка-плешинка, напоминающая своими очертаниями цифру «восемь». Подойти к этой полянке можно было только со стороны сада. Северный склон холма крутым обрывом падал к Мараморушке, речке до того мелкой, что дедушка Егор ловил рыбу самым простым способом: осторожно отворачивал камень, лежащий на дне, и тыкал в спящую под камнем рыбину вилкой.

Сразу же за речкой начинались поля, и с холма, если раздвинуть кусты, хорошо были видны зелёные вагончики тракторной бригады Голубова и даже собачка Пережог, свернувшаяся чёрным крендельком на ступеньке.

Пробравшись сквозь колючие кусты. Петя увидел на полянке Димофея. После занятий Петя рассказал брату о выбранном месте, но никак не думал, что Димофей окажется там раньше всех.

Мальчик сидел на корточках, и возле него в землю был воткнут медицинский термометр.

— Зачем градусник? — спросил удивлённый Петя.

— Температуру меряю, — не сводя глаз с термометра, отвечал Димофей. — Наверно, испорченный градусник. Целый час гляжу — ничего не показывает.

— У матери взял градусник?

— У матери. На комоде.

— А если она хватится? А ну, живо неси обратно!

Димофей побежал домой.

Вскоре подошли остальные ребята, и четверо членов секретной полеводческой бригады принялись взрыхлять землю лопатами.

Работалось весело. С полей доносился равномерный шум тракторов, слышалось, как Голубов устало вызывает по рации: «Берёзовская МТС! Березовская МТС!», как грохочут по мостику груженные зерном подводы. Сотки людей на просторных полях делали большое, необходимое Родине дело.

И здесь, на скрытой в кустах тесной полянке, четверо ребят, без подвод и культиваторов, без тракторов и раций, тоже делали большое дело — готовили землю под посев Чародейки.



Во время работы обсуждали некоторые организационные вопросы. Во-первых, было решено дежурить на опытном участке каждому по очереди вечерами до одиннадцати часов ночи. Во-вторых, каждый из членов бригады получал в своё ведение определённые зёрнышки и обязывался отвечать за всходы. Петя, Фёдор и Толя получили по пяти зёрнышек, а Коська, как наиболее легкомысленный, — четыре.

Несмотря на то, что подсохшая земля была тверда и неподатлива, дело подвигалось быстро. Только когда Коська сказал: «Смотрите, червяка разрезали напополам», — произошёл перерыв, да и то недолгий.

Вскоре почва была вскопана на глубину двадцати сантиметров, размельчена, перемешана с сыпцом, и ребята, ползая и стукаясь друг о друга головами, заложили в землю свои зёрнышки.

— А всё-таки нехорошо получается, — сказал Фёдор. — Надо было за Дихофеем хоть одно зёрнышко закрепить.

— Молод ещё, — возразил Петя. — Шесть лет.

— Обидится наш агроном.

— Нет. Не могу я ему доверить.

— Вот у меня есть зёрнышко простой Мильтурумхи, — сказал ухмыляясь Коська. — Давайте воткнём с краю, а Димофею скажем, что это Чародейка. Пусть ухаживает.

Предложение было принято. Зёрнышко Мильтурумки оказалось рядом с зёрнами Чародейки.

— Ну, теперь всё, — проговорил Толя, обтирая руки. — Кончили.

— Теперь только начали, — словно сам себе задумчиво сказал Петя, прислушиваясь к далёкому шуму тракторов.

4. ВЕЧЕР

Хороши вечера в «Зелёном долу»! Поработавшее целый день и щедро раздарившее свой жар полям, медленно опускается за дальний лес утомлённое неяркое и холодное солнце. Сырой работящий ветер, летавший целый день над землёй, вдруг утихает и, засыпая, устало шевелит флажок на вагончике тракторной бригады. Бойкая речушка, переворошившая за день множество камешков и ракушек, с тихим шорохом ворочается в своем ложе, поудобнее устраивается на ночь… На поле шумят трактора, освещая пашню сильными фарами. Из вагончика доносится голос Голубова: «Говорит пятая тракторная! Говорит пятая тракторная!» У реки улюлюкают первые лягушки, но все эти звуки только резче оттеняют спокойную тишину довольного прошедшим днём отдыхающего вечера.

В один из таких вечеров на ступеньке вагончика тракторной бригады под электрической лампочкой сидели Петя и Толя, а мальчик, приехавший из МТС, Гоша читал им рассказ Тургенева «Бежин луг».

— «Вот поехал Ермил за поштой, — читал Гоша вкрадчивым голосом, чтобы страшней было. — Вот поехал Ермил за поштой, да и замешкался в городе, и едет назад уже хмелен… Едет он этак псарь Ермил и видит…»

— А кто такой псарь? — спросил Толя.

— Это раньше люди такие были при собаках, — нетерпеливо объяснил Петя. — Их помещики на охоту брали. Читай, Гоша.

— «Едет он этак Ермил и видит: у утопленника на могилке барашек белый такой, кудрявый, хорошенький похаживает…»

— Страшно, — поёжился Толя.

— И ничего страшного нет, — презрительно усмехнулся Петя. — Подумаешь, баран белый.

— Как это нет ничего страшного? — обиделся Гоша. — А ты дальше слушай: «Ермил слез да и взял его на руки, а барашек ему прямо в глаза и глядит. Жутко ему стало, Ермилу-то, псарю, что-то, мол, не помню я, чтобы эдак бараны кому в глаза смотрели, однако, ничего, стал он эдак по шерсти гладить, говорит: «бяша, бяша»… А баран то вдруг как оскалит зубы и ему тоже: «бяша, бяша», — и, придавив пальцем последнюю строчку, Гоша повернулся к Пете. — Вот тебе и нет ничего страшного!


Еще от автора Сергей Петрович Антонов
Дело было в Пенькове

Семь повестей Сергея Антонова, объединенных в сборнике, — «Лена», «Поддубенские частушки», «Дело было в Пенькове», «Тетя Луша», «Аленка», «Петрович» и «Разорванный рубль», — представляют собой как бы отдельные главы единого повествования о жизни сельской молодежи, начиная от первых послевоенных лет до нашего времени. Для настоящего издания повести заново выправлены автором.


Тетя Луша

Семь повестей Сергея Антонова, объединенных в сборнике, — «Лена», «Поддубенские частушки», «Дело было в Пенькове», «Тетя Луша», «Аленка», «Петрович» и «Разорванный рубль», — представляют собой как бы отдельные главы единого повествования о жизни сельской молодежи, начиная от первых послевоенных лет до нашего времени. Для настоящего издания повести заново выправлены автором.


Аленка

Семь повестей Сергея Антонова, объединенных в сборнике, — «Лена», «Поддубенские частушки», «Дело было в Пенькове», «Тетя Луша», «Аленка», «Петрович» и «Разорванный рубль», — представляют собой как бы отдельные главы единого повествования о жизни сельской молодежи, начиная от первых послевоенных лет до нашего времени. Для настоящего издания повести заново выправлены автором.


Разорванный рубль

Семь повестей Сергея Антонова, объединенных в сборнике, — «Лена», «Поддубенские частушки», «Дело было в Пенькове», «Тетя Луша», «Аленка», «Петрович» и «Разорванный рубль», — представляют собой как бы отдельные главы единого повествования о жизни сельской молодежи, начиная от первых послевоенных лет до нашего времени. Для настоящего издания повести заново выправлены автором.


От первого лица... (Рассказы о писателях, книгах и словах)

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Поддубенские частушки

Семь повестей Сергея Антонова, объединенных в сборнике, — «Лена», «Поддубенские частушки», «Дело было в Пенькове», «Тетя Луша», «Аленка», «Петрович» и «Разорванный рубль», — представляют собой как бы отдельные главы единого повествования о жизни сельской молодежи, начиная от первых послевоенных лет до нашего времени. Для настоящего издания повести заново выправлены автором.


Рекомендуем почитать
Такие пироги

«Появление первой синички означало, что в Москве глубокая осень, Алексею Александровичу пора в привычную дорогу. Алексей Александрович отправляется в свою юность, в отчий дом, где честно прожили свой век несколько поколений Кашиных».


У черты заката. Ступи за ограду

В однотомник ленинградского прозаика Юрия Слепухина вошли два романа. В первом из них писатель раскрывает трагическую судьбу прогрессивного художника, живущего в Аргентине. Вынужденный пойти на сделку с собственной совестью и заняться выполнением заказов на потребу боссов от искусства, он понимает, что ступил на гибельный путь, но понимает это слишком поздно.Во втором романе раскрывается широкая панорама жизни молодой американской интеллигенции середины пятидесятых годов.


Пятый Угол Квадрата

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Встреча

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Слепец Мигай и поводырь Егорка

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Нет проблем?

…Человеку по-настоящему интересен только человек. И автора куда больше романских соборов, готических колоколен и часовен привлекал многоугольник семейной жизни его гостеприимных французских хозяев.