Зеленые глаза Баст - [34]

— С черным слугой! — воскликнул я.

— Ух, да, этот-то правда черный — не серединка на половинку, как его хозяин, а черный как уголь и страшенный — ух, страшен как черт. Наведывается вечерами в «Эбби-Инн» — он сам да Хокинс-Цыган, первейшие злодеи в Ап-пер-Кросслиз. От них весь честной народ сбежал, а у Мар-тина-то лучшее пивко в наших краях. На месте Мартина, — воинственно продолжал старик, — я бы им двоим все высказал, все выложил; угу, вот уж я им, — очень свирепо добавил он.

— Ух, — пораженно произнес я, неожиданно узнав разгадку такого множества мелких тайн. — То есть доктора Грифа тут недолюбливают?

— Недолюбливают? — эхом отозвался собеседник.

Он осушил свою кружку и стукнул ей об стол.

— Свалился он на наши головы, сэр, чтоб его. И не отвяжешься.

— Но как он может быть виновен в обрушившихся на вас бедах?

Старик так выразительно поглядел на дно пустой кружки, что я мгновенно понял намек. Пришлось заказать еще пива, дабы фонтан его красноречия не иссяк.

— Как? — громким дребезжащим голосом изрек он. И засмеялся таким же дрожащим от возраста смехом. — Этот доктор тут что бельмо на глазу. Вот был сэр Бернем жив — еще до поездки в Египет, — все было иначе; говорю вам, а сам ни капли не сомневаюсь — ух, да, так и есть: не заявись он сюда, сэр Бернем с сыном по земле б до сих пор ходили. Так-то.

Я сделал глоток из своей вновь наполненной кружки и сказал:

— Не понимаю, каким образом появление доктора Грифа могло вызвать смерть сэра Бернема или чью-то еще.

— Не понимаете, точно? — хитро спросил старик. — Ну, есть вещи никому не понятные, а есть понятные кое-кому. Вот увидали б вы собственными глазами этого черного доктора, поняли б, что ничего непонятного тут нет.

Я решил поднажать и вызвать его на большую откровенность:

— Вы полагаете, у доктора Грифа было влияние на покойного сэра Бернема?

— Ничего я не полагаю.

— В таком случае, на леди Бернем?

— Ух, да, похоже на то.

— Не подумайте, — осторожно начал я, — что я сомневаюсь в правдивости ваших слов, но зачем черному доктору, как вы его называете, преследовать эту семью?

— Есть вещи, — ответил мой пожилой друг, — которые нам не понять, но кое-что все мы понимаем. Ух, да, так и есть; и все мы в этих краях знаем, что в Аппер-Кросслиз, после того как черный доктор поселился там, многое переменилось. Сначала ушел мистер Роджер, потом не стало сэра Бернема. И нынче в газете читаю, что еще один из семейства на том свете.

И он скрестил перед собой два узловатых дрожащих пальца.

— Слыхали когда о дурном глазе? — спросил он и лукаво уставился на меня, потом надолго прильнул к кружке. — Но, может, для вас и это шуточки.

— Я ни в коем случае не намерен смеяться над вашими словами, — заверил я его, — а что касается дурного глаза, то, конечно, я о таком слышал, хотя признаюсь — и рад этому, — что ни разу с подобным не сталкивался.

— Я верю, сэр, — ответил старик, — что этакий добрый малый, как вы, мог похожего в жизни не встретить. Ух, правда верю, что могли, а значит, раз уж пришлось к слову, верю, что и от черного доктора судьба вас обережет. Ведь если у кого и дурной глаз, так это у него, да и матушка Шейл, что живет в домике на пустоши супротив мельницы, сразу сказала мне его остерегаться, а он тогда всего три дня как приехал. «Мистер Кордер, — говорит она, — у черного доктора глаз дурной!» И воистину правду молвила. Он отрава и проклятье этих краев, был и есть.

Старик задохнулся и замолчал, позволив себе небольшой перерыв.

— Но какое отношение дурной глаз имеет к капканам на человека и стрельбе по людям, возможно, случайно забредшим в поместье? — спросил я.

— Ух, точно! Но я ж говорил, что ежели глаз дурной, то и в сердце злоба, а душа у этого человека черна, как его лицо. Еще чернее, — поразмыслив, добавил он.

— Но все-таки у вас нет доказательств, что именно доктор Гриф приказал ставить ловушки и заставил Хокинса стрелять?

— Ни у кого нет, — честно признался мой знакомец. — Не то мы бы давно его по закону привлекли.

— Леди Бернем часто показывается на людях? — спросил я.

— Никогда! — был дан ответ. — Уже год или больше за ворота Парка не выходит.

Он опасливо огляделся и сказал, понизив дрожащий голос почти до шепота:

— Сдается мне, что живой ей за ворота не выйти.

— Ох, — выдохнул я. — Кажется, в здешнем краю не соскучишься. Но несмотря на ваши добрые пожелания, должен признаться, что я бы на черного доктора посмотрел. У него тут практика?

— Практика? А что, похоже?

— Значит, у него собственный капитал?

— Дом его принадлежит Парку, но не знаю, платит он за него али нет. А на что он живет, чего не ведаю, того не ведаю.

Я еще чуть-чуть порасспрашивал моего знакомца из «Трешерз», но и без того успел узнать достаточно. По пути в «Эбби-Инн» я снова и снова вспоминал необычайный рассказ старика о докторе Дамаре Грифе.

Здесь он был парией, но я не знал, жалеть мне его или нет. Ужасно жить с такой репутацией в невежественной глубинке, а именно это и произошло с врачом-евразийцем. Упоминание дурного глаза заставило меня задуматься о прошлом этого странного места, где простые люди, отрезанные от остального мира, до сих пор придерживались суеверий предков. В те далекие времена, когда монахи из соседнего аббатства безраздельно властвовали над краем, история жизни человека, обвиненного в сглазе, как сегодня винили доктора Дамара Грифа, возможно, окончилась бы на костре по решению матери-церкви. Все выглядело очень странно, и даже если позабыть о важности суеверий в глазах невежественных сельских жителей, было в этой истории нечто относящееся к цели моей миссии, а не одни лишь домыслы о древней магии, еще обретающиеся в умах обитателей Аппер-Кросслиз.