Зеленое дитя - [22]

Итак, он до самого упора закрутил замок и снова побежал на смотровую площадку. На его глазах колесо медленно сбавляло ход, обнажались покрытые мхом лопасти и клепки, пока вся машина, наконец, не встала. Чтобы лучше видеть воду в скважине, Оливеро лег плашмя на живот и поставил ладони «домиком», чтоб в глаза не попадал лунный свет. Позабыв обо всем, он напряженно всматривался в глубину. Шума от воды меньше не стало, поэтому он не заметил, как перестала работать мельница, и как кто-то сзади открыл калитку. А произошло вот что. Пока Оливеро производил свои исследования, Коленшо решил проверить, как работает мельница, и, к своему изумлению, обнаружил, что техника его встала. Час был поздний, управляющий уже ушел, так что останавливать колесо было некому. Уж не случилось ли что с потоком воды? — подумал мельник и пошел на смотровую площадку проверить обстановку. Открыв калитку, он в темноте ничего не разобрал, только заметил, что в шлюз не поступает вода. Стал спускаться с площадки и обо что-то запнулся (а это была нога растянувшегося во весь рост Оливеро). Потеряв равновесие, Коленшо упал, а площадка-то ведь узкая, без перил, — он наудачу ухватился за край деревянного желоба и только тем и спасся: иначе лететь бы ему головой вниз прямо на мельничное колесо! Отдышавшись, он перевернулся на спину, привстал и ба! перед ним стоял Оливеро. Тот, ясное дело, вскочил, заслышав вокруг какую-то возню и ничего не понимая. Уже готов был прокричать объяснение, перекрывая шум воды, как вдруг из темноты к нему вплотную придвинулось искаженное гримасой ненависти лицо Коленшо. «Теперь мне несдобровать!» — мелькнуло у него в голове. Одним прыжком он очутился между Коленшо и открытой дверью. Но и мельник был не промах: он ринулся наперерез, и они сошлись в рукопашной на узкой смотровой площадке. Коленшо обхватил ручищами туловище соперника, пытаясь оторвать его от земли и столкнуть на край. Оливеро судорожно пытался разжать эти железные клещи, — наконец, ему это удалось: он высвободил правую руку, уперся ею изо всей силы в скулу противника, пытаясь заставить его ослабить хватку. Но тот все же оторвал его от земли. Теперь мельнику надо было развернуться, перенеся на одну ногу тяжесть тела и груза, прижатого к груди, и в эту самую секунду Оливеро, понимая, что настал решающий миг, неимоверным усилием дернулся назад, ударившись спиной о стену и заставив-таки Коленшо потерять равновесие. Мельник пошатнулся и рухнул наземь. Голова висела над ямой, но он по-прежнему сжимал Оливеро в объятиях, как ящерицу. Тот, как мог, извивался, пытаясь обеими ногами нащупать опору, и, наконец, ему это удалось: одной ногой он уперся в стену мельницы, другой — в желоб. Теперь никакому силачу не опрокинуть его навзничь. Свободной рукой он все упирался в стальную скулу Коленшо и тут решил поднажать. Как бы ему шею не свернуть, мелькнуло у него в голове: этого ему совсем не хотелось.

— Сдавайся! — закричал он, как когда-то в детстве. — Сдавайся, слышишь!

Лица Коленшо он не видел, — слишком близкое было расстояние, но когда тот слегка ослабил хватку, Оливеро решил, что драке конец. Он поднялся, и, тяжело дыша, прислонился к стене. Минуту или две Коленшо лежал без движения, затем приподнял голову и, подтянув ноги к животу, замер. Он дышал, как паровоз, — он напомнил Оливеро смертельно раненого быка. Убедившись, что мельник не встает, Оливеро пошел назад в помещение мельницы. Присел на пустой ларь у двери и задумался: что бы дальше ни случилось, нельзя оставлять Веточку на произвол этого сумасшедшего. Прошло еще какое-то время, и он заметил, как в дверном проеме показался темный силуэт Коленшо, — тот двинулся к шлюзу: было ясно, что он с каким-то животным упорством намерен довести начатое до конца, — снова запустить машину. И точно: в следующую минуту Оливеро услышал, как вода с ревом устремилась вниз, но, ударившись о неподвижное мельничное колесо, отхлынула и встала, — рычаг был завинчен до упора, колесо не вращалось. Надо освободить рычаг и подождать, пока механизм наберет скорость. Для этого нужно было войти внутрь мельницы, что Коленшо и сделал. Рычаг и привод находились как раз позади ларя, на котором сидел Оливеро, — протяни руку и достанешь, но Коленшо явно опасался приблизиться к нему. Оливеро догадался, в чем дело, а поскольку мешать не хотел, то махнул рукой: начинай, мол!

Коленшо взялся за рычаг, и рука его на какую-то долю секунды замерла. Это был металлический ломик длиной около метра, с квадратной насадкой на конце, с помощью которой он соединялся с приводом. Рычаг был съемный. Один поворот, и освободившееся мельничное колесо начало медленно набирать скорость. И в ту же секунду Коленшо резко развернулся, занеся ломик над головой. Но Оливеро был начеку: он уловил момент, когда Коленшо стоял как вкопанный, осознав, какие неожиданные преимущества сулит ему металлический лом. Удар — Оливеро пригнулся. Коленшо не рассчитал, и лом слабо звякнул, ударившись о стену за спиной Оливеро. Тот отпрыгнул. По инерции Коленшо вынесло вперед, и на секунду показалось, что он сейчас врежется головой прямо Оливеро в живот. Но тот размахнулся правой ногой и сильнейшим пинком отбросил противника к противоположной стене. Коленшо пролетел через открытую дверь и покатился вниз по ступенькам. Оливеро подскочил было к двери, собираясь захлопнуть ее перед его носом, и тут раздался жуткий вопль. Он выглянул — на его глазах Коленшо попятился и, не удержавшись на краю, сорвался в колодец. Оливеро выскочил на площадку, — под ним бурлила ревущая в шлюзе вода. За фонтанами брызг ничего не было видно, и он помчался остановить маховик. Потом назад — на смотровую площадку. Колесо медленно сбавляло обороты. И вдруг, когда в очередной раз обнажились лопасти, из глубины колодца выплыло лицо Коленшо, освещенное луной. Он висел, вцепившись в одну из перекладин, и его по инерции выносило наверх движением остановленного колеса. Когда до края шахты оставалось около метра, колесо встало. Сверху Оливеро было видно, как он снизу посылает ему проклятия. Ведь остановленный маховик теперь свободно вращался вокруг оси и под тяжестью тела Коленшо, естественно, должен был начать опускаться в обратную сторону. Коленшо понимал, чем это грозит, и, видимо, решил, что Оливеро, рассчитав все заранее, умышленно перекрыл воду. Он судорожно пытался замедлить вращение колеса, изо всех сил упираясь в стенки колодца, но ноги его не могли удержаться на склизкой поверхности, а зацепиться было не за что. Вдруг колесо дернулось, пошло вниз; от неожиданного толчка Коленшо сорвался и спиной вниз полетел в бурлящий водоворот. Все это время Оливеро, распластавшись на площадке, пытался дотянуться рукой до Коленшо и помочь ему выбраться. Все произошло на его глазах: он видел падение, слышал крик, потом мельник скрылся во тьме, и его поглотила вода. Оливер бросился назад, через мост, через гумно, потом в обход, — туда, где собирается отработанная вода. Путь был не близкий, — в этом месте реку рассекала искусственная перемычка. Оливеро прыгнул. Вода и здесь бурлила растревоженно, а со стороны мельничного колеса и подавно, — там все было черным-черно. Он пробивался вверх по воде, преодолевая сопротивление потока, шел на ощупь вдоль глухих стен, пока не почувствовал, что его сносит вниз. Вода ревела с такой силой, что, казалось, он оглох; если б не слабо фосфоресцирующая пена, он бы решил, что, вдобавок ко всему, еще и ослеп. Поняв, что дальше бороться бесполезно, он начал продвигаться к низкому берегу. Брел, согнувшись в три погибели, всматриваясь до рези в глазах, — не плывет ли мимо что-нибудь или кого-нибудь? Ничего. Он вдруг почувствовал, что его бьет озноб из-за ледяной мокрой одежды, прилипшей к телу.