Зеленая стрела удачи - [57]
Брал первый Рябушинский на гривенник щей, хлебал с присвистом. Пустую чашку ставил на пол, ее облизывали рядские собаки. К слову, чашек тех вроде бы и не мыли вовсе. Только вытирали полотенцем, которое лежало поверх одеяла. А серебро, гербы, хрустали — это все потом появилось. Не сразу.
Сын Михаила Яковлевича Павел Михайлович тоже не с серебра ел, хотя капитал имел миллионный. Устраивал ткацкую фабрику, мануфактуры скупал, вместе с братом Васей, тем «самым пронзительным Рябушинским», которого уважал Алабин за коммерческий талант, получил первую гильдию, поставил дом на загляденье всей Москве и строго блюл древлепреправославное благочестие. Никонианской веры не признавал.
Он не пил, не курил, осетрину на пару и соусов разных не кушал. От первого брака имел шестерых дочерей, всех их поместил в Благородный пансион, потому что на пятидесятом году добился развода, женился второй раз на восемнадцатилетней красавице Александре Степановне Овсянниковой, дочери того петербургского мукомола, которого известный судебный деятель Кони назвал самодуром-миллионщиком. Мельницу он там свою поджег из каких-то коммерческих соображений, ну да не о том речь. Выйдя за Рябушинского, Александра Степановна родила ему девять сыновей и семь дочек.
Четверо детей умерли во младенчестве.
Они уже совсем не походили на деда и прадеда Яшку Рябушинского, монастырского крестьянина Калужской губернии, начавшего мелочную торговлю. К тому времени, когда Алабин собирался соблазнить братьев автомобильными горизонтами, Рябушинские владели банками, газетами, фабриками, лесными угодьями на севере России, издавали журналы, у них был многотысячный штат служащих — в конторах, правлениях, лабазах и редакциях. Был строжайший бухгалтерский учет, конторские книги, векселя, руководящие пакеты акций, а восемь родных братьев — Павел, Сергей, Владимир, Степан, Борис, Николай, Михаил и Дмитрий — считались в обществе людьми образованными. И светскими. Куда больше, Павел Павлович издавал декадентский журнал «Золотое руно» и заявлял в полный голос: «Мы сочувствуем всем, кто работает для обновления жизни, мы не отрицаем ни одной из задач современности, но мы твердо верим, что жить без Красоты нельзя...»
Летом пятого года на квартире старшего Рябушинского собирался торгово-промышленный съезд. Павел Павлович представлял «либеральную группу», добивавшуюся активного вмешательства в политическую жизнь страны. Говорил речи, поднимал глаза к небу, призывая в свидетели всевышнего, и, по мнению собравшихся, несомненно был златоустом торговой и финансовой Москвы. Красиво говорил. Красиво! Может быть, именно репутация «современного человека», держащего руку на пульсе событий, заставляла Георгия Николаевича искать поддержки старшего. Ведь стоило Павлу Павловичу только пальчиком, мизинчиком пошевелить! И деньги бы нашлись, и пайщики. Георгий Николаевич уповал на убедительность своих материалов. Недели было вполне достаточно, чтоб Рябушинские прозрели. Но события развивались гораздо быстрей.
Дня через два или три Георгий Николаевич случайно встретил Павла Павловича после заседания совета директоров банкирского дома братьев Рябушинских. Павел Павлович был возбужден.
— Нами командуют феодалы. Все их ухватки абсолютно феодальные! Можем ли мы в таких условиях проявить творческую и созидательную работу? — спрашивал он и сам же отвечал. — Нет и еще раз нет! Мы купчишки, торгаши, мы люди второй сорт. А элита они, бездельники петербургские, титулованные хамы...
Георгий Николаевич позволил себе поинтересоваться, как Павел Павлович нашел предложенные ему материалы. Начал ли знакомиться?
— А... Вы про автомобили, — вздохнул Рябушинский. — Всему свое время, дорогой Георгий Николаевич.
Это еще был не отказ и даже не намек на то, что отказ вот-вот последует, но Алабин понял, Павел Павлович не загорается и никогда не загорится идеей автомобилизации России, поэтому ничуть не удивился, когда на Якиманку приехал Сергей и привез все документы в черном портфеле кожи «бокс».
— Не убедил?
— Да ведь как сказать, Георгий Николаевич... И хочется и колется и папа с мамой не велят. Вот... Попробовали выяснить обстановку, и получается, что автомобили гораздо дешевле покупать за границами, чем изготовлять самим. Вся таможенная политика ориентирует нас на это...
— При связях Павла Павловича!
— Нет, таможенные тарифы никто пересматривать не будет. И какую-нибудь августейшую особу получить в правление не удастся: новое дело. Сегодня в моде, а завтра?
— Вот и надо начинать!
— Да я-то понимаю, — вздохнул Сергей. — Мне-то вы чего доказываете? Но разве можно забывать, в какой мы стране живем? Ах, да что я вам талдычу! Павел Павлович сказал, пусть он, то есть вы, ищет единомышленников, которые согласятся сорить деньгами. Только это расточительство, так он сказал, а расточителей следует не поощрять, а брать под опеку! Передай ему, велел, что наше мнение окончательно.
— Ну, спасибо, утешил ты меня, старого.
— Да не я это, Георгий Николаевич! И Степа тоже считает. Процент прибыли низкий!
Домашние решили, что Георгий Николаевич заболел. После отъезда Сергея Рябушинского он заперся у себя в кабинете и приказал никого к себе не пускать. Аполлон сидел на стуле у дверей и, тревожно закатывая глаза, прислушивался, что там за дверью.
Война — не женская работа, но с некоторых пор старший батальонный комиссар ловил себя на том, что ни один мужчина не сможет так вести себя за телеграфным аппаратом, как эти девчонки, когда стоит рядом командир штаба, нервничает, говорит быстро, а то и словцо русское крылатое ввернет поэнергичней, которое пропустить следует, а все остальное надо передать быстро, без искажений, понимая военную терминологию, это тебе не «жду, целую, встречай!» — это война, судьба миллионов…
В этой книге три части, объединенные исторически и композиционно. В основу положены реальные события и судьбы большой рабочей семьи Кузяевых, родоначальник которой был шофером у купцов Рябушинских, строивших АМО, а сын его стал заместителем генерального директора ЗИЛа. В жизни семьи Кузяевых отразилась история страны — индустриализация, война, восстановление, реконструкция… Сыновья и дочери шофера Кузяева — люди сложной судьбы, их биографии складываются непросто и прочно, как складывалось автомобильное дело, которому все они служили и служат по сей день.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Пафос современности, воспроизведение творческого духа эпохи, острая постановка морально-этических проблем — таковы отличительные черты произведений Александра Чаковского — повести «Год жизни» и романа «Дороги, которые мы выбираем».Автор рассказывает о советских людях, мобилизующих все силы для выполнения исторических решений XX и XXI съездов КПСС.Главный герой произведений — молодой инженер-туннельщик Андрей Арефьев — располагает к себе читателя своей твердостью, принципиальностью, критическим, подчас придирчивым отношением к своим поступкам.
Рассказ о последних днях двух арестантов, приговорённых при царе к смертной казни — грабителя-убийцы и революционера-подпольщика.Журнал «Сибирские огни», №1, 1927 г.
«— Священника привези, прошу! — громче и сердито сказал отец и закрыл глаза. — Поезжай, прошу. Моя последняя воля».
«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».
В однотомник ленинградского прозаика Юрия Слепухина вошли два романа. В первом из них писатель раскрывает трагическую судьбу прогрессивного художника, живущего в Аргентине. Вынужденный пойти на сделку с собственной совестью и заняться выполнением заказов на потребу боссов от искусства, он понимает, что ступил на гибельный путь, но понимает это слишком поздно.Во втором романе раскрывается широкая панорама жизни молодой американской интеллигенции середины пятидесятых годов.