Зеленая стрела удачи - [55]
— Видите ли, эта логика экстремальных ситуаций, — продолжал он. — Но перед Россией стоят повседневные задачи. Боюсь только, дорогой Георгий Николаевич, что вашим начинаниям в правительстве одобрения не предвидится.
Нет, автомобиль еще не был назван! Речь шла о неком абстрактном начинании. Но все понимали друг друга, да и как иначе! Встретились, чтоб обсудить важные вопросы, а то стали бы терять время, прогнозируя, на что пойдут казенные деньги: на флот, на дредноуты или на черта лысого, не все ли равно.
Вошел незаметный человек. Он был серый, как пыль. Как ненастный день. Как настроение в понедельник после похмельной педели. Он был абсолютно серым! Положил на стол перед Павлом Павловичем тетрадку в красном сафьяновом переплете, Павел Павлович отпустил его едва заметным взмахом ладони, и он исчез. Дематериализовался.
— Россия — удивительная страна. Или всем все или никому — ничего! Дорогие варяги, приходите нами княжить, а то передеремся. Все желаем в цари! Петька Ваське ни в жизнь не уступит! Так и в этом вопросе. Вы правы, в России или сразу всем подавай автомобиль, или никому!
Тема была названа.
— Я давно слежу за вашими автомобильными начинаниями, дорогой Георгий Николаевич. — Павел Павлович сиял пенсне, подышал па стекла, протер замшей. — Если начинать большое дело, то нужно заранее знать емкость рынка. Будет ли на автомобили спрос в населении — вот вопрос.
— Будет! И несомненно.
— По всей вероятности...
— Вот видите, «несомненно», «по всей вероятности», а мы с вами люди деловые, мы не в сенате и не в синоде, нам не к лицу словеса пустые разводить. Давайте прикинем, что почем...
Павел Павлович открыл сафьяновую тетрадку, Алабин увидел черные столбики цифр — рубли, копейки, тысячи, миллионы, но вместо того, чтоб начать о деле, Рябушинский опять же ушел в сторону.
— Идеи витают в эфире. Идеи вокруг нас. Россия всегда мечтала о самодвижущемся транспорте. Кому из вас известно о самобеглой коляске Леонтия Шамшуренкова?
— Очередная новация русского новаторства?
— И да и нет.
— Не знаю, — честно признался Георгий Николаевич, сразу же поняв, что старший Рябушинский навел уже кой-какие справки о печальном опыте русского автостроения.
— Так вот, этот самый Шамшуренков более десяти лет сидел в тюрьме. Жену он свою порешил или просто был уездным разбойником, нам неведомо. Но очевидно, что своим изобретением он надеялся заслужить помилование. И что вы думаете? Коляска его была построена в остроге, там же испробована. Изобретатель получил награду пятьдесят рублей и... снова отправлен в каземат.
— Похоже на правду, — улыбнулся Степан и пухлой ладонью пригладил волосы.
— А я б его отпустил! — загорелся Сергей. — В самом деле, при такой бедности талантами...
Павел Павлович остановил его.
— Леонтий Шамшуренков был типичным механиком-самоучкой. Крестьянином, отнюдь не инженером, но крестьянином, наделенным характерными свойствами многих наших русских изобретателей. Часто и в большинстве своем все они люди выдающейся фантазии и инициативы при полном, подчеркиваю — полном незнакомстве с предметом. Полной неосведомленностью о том, что было сделано ранее и что свершается их современниками.
— Осмелюсь акцентировать ваше внимание на другом, — оживился Алабин. — Из вашего рассказа следует, что в острог он попал до изобретения самобеглой коляски, а не наоборот.
— Все так. Но автомобиль потребует целого сословия шоферов, вот я к чему клоню. Сословия механиков, дорожных мастеров и прочих специалистов. Где вы их возьмете, когда менее прихотливая в этом смысле железная дорога бедствует?
— Мне это кажется второстепенным.
— Не знаете вы своего народа, милостивые государи! Не знаете! Мужик наш темный, забитый. Мужик эгоист, весь в себе. Широта души, размах — это все протест. Это не каждодневно. Это как всплеск, а потом опять в болото. Сидит себе на печи, пускает ветры в потолок, и ему необходимо, чтобы все любили его за душу, за помыслы, за благие намерения... Очень нужен ему ваш автомобиль!
— Очень!
— Не уверен. В простом народе нет у нас тех людей, которые смогли бы принять вашу идею на свои плечи.
— Надо начинать!
— А кто спорит, что не надо? Надо, но автомобильное предприятие будет убыточным. Наши бюрократы ни субсидий, ни заказов от казны не дадут, а состоятельные люди предпочтут покупать иностранные марки. У меня все данные по автоотделу Руссо-Балта... — Павел Павлович погладил раскрытую тетрадь, кисло улыбнулся. — И что вы полагаете? Работают в убыток.
«Ну и хват, — подумал Георгий Николаевич, — откуда ж он данные по Руссо-Балту достал, ведь берегут же их, как зеницу ока! Ловок...»
— Если начинать автомобильное предприятие, надо создать акционерный капитал. И капитал значительный. Кто рискнет, назовите солидные имена.
Тут, пожалуй, Павел Павлович был прав. Алабин начал говорить об энтузиазме, о распространении мелких акций, но на значительные суммы, однако слова его не получили конструктивного воплощения, тем более, что серый человек позвал к столу.
— Самое важное сейчас не пропустить время! А время, оно эвон как подпирает! — волновался Алабин. — Итальяшки да французики двигают автодело вовсю...
Война — не женская работа, но с некоторых пор старший батальонный комиссар ловил себя на том, что ни один мужчина не сможет так вести себя за телеграфным аппаратом, как эти девчонки, когда стоит рядом командир штаба, нервничает, говорит быстро, а то и словцо русское крылатое ввернет поэнергичней, которое пропустить следует, а все остальное надо передать быстро, без искажений, понимая военную терминологию, это тебе не «жду, целую, встречай!» — это война, судьба миллионов…
В этой книге три части, объединенные исторически и композиционно. В основу положены реальные события и судьбы большой рабочей семьи Кузяевых, родоначальник которой был шофером у купцов Рябушинских, строивших АМО, а сын его стал заместителем генерального директора ЗИЛа. В жизни семьи Кузяевых отразилась история страны — индустриализация, война, восстановление, реконструкция… Сыновья и дочери шофера Кузяева — люди сложной судьбы, их биографии складываются непросто и прочно, как складывалось автомобильное дело, которому все они служили и служат по сей день.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Пафос современности, воспроизведение творческого духа эпохи, острая постановка морально-этических проблем — таковы отличительные черты произведений Александра Чаковского — повести «Год жизни» и романа «Дороги, которые мы выбираем».Автор рассказывает о советских людях, мобилизующих все силы для выполнения исторических решений XX и XXI съездов КПСС.Главный герой произведений — молодой инженер-туннельщик Андрей Арефьев — располагает к себе читателя своей твердостью, принципиальностью, критическим, подчас придирчивым отношением к своим поступкам.
Рассказ о последних днях двух арестантов, приговорённых при царе к смертной казни — грабителя-убийцы и революционера-подпольщика.Журнал «Сибирские огни», №1, 1927 г.
«— Священника привези, прошу! — громче и сердито сказал отец и закрыл глаза. — Поезжай, прошу. Моя последняя воля».
«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».
В однотомник ленинградского прозаика Юрия Слепухина вошли два романа. В первом из них писатель раскрывает трагическую судьбу прогрессивного художника, живущего в Аргентине. Вынужденный пойти на сделку с собственной совестью и заняться выполнением заказов на потребу боссов от искусства, он понимает, что ступил на гибельный путь, но понимает это слишком поздно.Во втором романе раскрывается широкая панорама жизни молодой американской интеллигенции середины пятидесятых годов.