Зеленая ночь - [4]

Джавад, пыхтя, одолел четыре ступеньки, ведущие на веранду, увидел Гюльсум, молча стоявшую у окна, нахмурился. Чего она? Джавад обернулся, взглянул на Гариба, затерявшегося среди ребятишек, и ему стало нестерпимо жаль девушку.

— Кендиль! — сердито крикнул он внезапно охрипшим голосом. — Пошевеливайся! С голоду подыхаем!

* * *

Стоило Гарибу взглянуть на потолок, у него начинало рябить в глазах. Тысячи раз пересчитал он эти серые от времени доски. И справа налево считал, и слева направо — двадцать две штуки. Двадцать две доски были бесконечны, как бесконечны были рассказы матери про школу и про директора Якуба. Сейчас она опять завела про это. Снова, в который раз, на все лады расхваливает мать Якуба-муаллима, молит бога о милости для всех его почивших родственников.

— Уж такой человек, таких больше нету. Работать много не велит. Подмела, говорит, утром в классе и иди себе. У тебя сын больной, за сыном ухаживай. А если дела какие неотложные, и совсем можешь не являться. Такой человек, пошли ему…

— Мама! Не надоело тебе?

Малейка не обиделась. Чего ей обижаться? Слава богу, ее мальчик не наглец какой-нибудь… Притомился, отдохнуть хочет. Поправляя одеяло, она внимательно посмотрела сыну в лицо, чуть заметно вздохнула. Ничего. И то слава богу. Теперь уж, хвала всевышнему, по эту сторону. А мясо нарастет. Выправится ребенок, лучше прежнего будет.

Прежний Гариб был ни худой, ни толстый. И хотя румянец не полыхал на его щеках, больным никогда не казался. Говорил мало, больше думал. А вот о чем думал — змею живую за пазуху сунь, не скажет. Школу Гариб не закончил. Как умер отец, сказал, пойдет работать. Принуждать никто особо не стал, учился он так себе, ни шатко ни валко, а у единственной сестры и без него шестеро.

Первый год Гариб ходил в учениках у парикмахера, потом понял, что тут мастера из него не будет. Решил податься на курсы водителей. Что ж, дело хорошее. Пока собирался поступать на курсы, подошло время, взяли в армию.

Вернулся через два года, мать пристроили в школе уборщицей, Кендиль родила седьмого.

Гариб пришел из армии окрепшим, в плечах раздался, но все равно полгода зять не разрешал ему работать. «Пускай отдохнет. За два года ребенку досталось». Ну, а по прошествии полугода собрались всей семьей, подумали и решили, что нечего парню метаться туда-сюда, пусть Джавадово ремесло осваивает. Чем плохо шапки шить? Руки чистые, ноги в тепле, ни излишков у тебя, ни недостатков, спи спокойно. Да и дело хлебное. Слава богу, хватает еще мужчин, которым шапки нужны. Пускай летом и ходят с открытой головой, а зимой снег, мороз — без шапки не обойдешься. Азербайджан есть Азербайджан, не Африка.

Утром Гариб вместе с Джавадом шел в мастерскую, вечером они вместе возвращались домой. Приглядывался, прислушивался, делал, как учил его зять, — успешно постигал науку.

Джавад совсем уж собрался рядом со своей открыть мастерскую для Гариба — по комбинату бытового обслуживания, — но тут нежданно-негаданно вышла большая неприятность. Гюльсум по секрету сообщила дяде, чтоб немедленно приезжал к ней в Баку — случилась беда.

Гюльсум училась на последнем курсе фармацевтического техникума, не сегодня завтра должна была получить диплом, и Джавад не на шутку обеспокоился. Не иначе, экзамены завалила. Еще-то какая может быть беда? Девушка скромная, идет — глаз не подымет, говорит с кем — краснеет как яблоко.

Джавад взял денег — расходы будут — и отправился в Баку.

Вернулся он через два дня сам не свой. Оставил лавку на попечение Гариба, снова отбыл в Баку и оставался там пять дней. На этот раз Джавад приехал вне себя от бешенства. На все вопросы Кендиль отмалчивался, сказал только; «В тихом омуте-то, оказалось, черти водятся».

Спустя недельку-другую как-то вечером сидели они втроем — Малейка с Гарибом и Кендиль. Болтали о том о сем, а потом Кендиль вдруг и говорит: «Вот что, братик, Гюльсум наша — сам видишь — цветок-девушка, зачем на сторону отдавать? Жениться б тебе на ней, и пусть бы жила у отцовского очага».

Малейка согласилась: «Верное твое слово. Мы ведь, сынок, с Джавадом родня, один корень. Так пускай от того корня ветви ветвятся. В тяжелое время дядя Джавад выручил нас с тобой. Кормил, поил. Мы у него кругом в долгу. Да и она сирота безответная, ни отца, ни матери у девочки…»

Если говорить честно, Гарибу и в голову не приходило жениться на Гюльсум. Нравиться она ему нравилась, но чтоб жениться!.. Конечно, если Джавад хочет. Он за Джавада умереть готов, не то что взять замуж его племянницу.

После того как Гариб согласился, настроение у Джавада понемногу стало налаживаться. Через два дня он поставил в мастерской вторую швейную машинку. «Я подумал, зачем нам еще мастерская? Одной хватит. Будем рядышком сидеть да работать».

Но тут случилась новая беда.

Как-то раз, когда подошло время обеда, Джавад встал и потянул за руку Гариба: «Пошли, заправимся!»

Гариб помотал головой: «Подожди, дядя, чего-то паршиво мне…» И положил голову на швейную машинку. Несколько раз простонал и закрыл глаза. В груди резало нестерпимо, будто кто ковырял ножом. Что же это? Бывало, у него последнее время побаливало, давило под ложечкой, но чтоб так… Мокрый весь: лицо, шея, грудь… Левая рука онемела…