Зелёная ночь - [18]

И везде дети, похожие на маленьких стариков. Рахитичные, золотушные ребятишки, кривоногие, с огромными животами, а на лицах, облепленных роем мух, болячки и струпья...

Подобные картины не могли удивить Шахина-эфенди, они слишком хорошо были знакомы ему: вдоль и поперёк он исходил Анатолию, собирая подаяния, и видел ещё и не такое. Поэтому, хоть Сарыова и назывался городом и уездным центром, он ничего другого не ожидал увидеть...

Он знал, что в Сарыова есть и другие кварталы, где живут состоятельные люди. И там, конечно, нищета и людское горе — эти вечные спутники невежества и фанатизма — не выставлены напоказ. В богатых кварталах всё спрятано, так же как подлость и безнравственность, невежество и испорченность их обитателей. Там болезнь труднее распознать, ибо формы и признаки её куда более сложны. Только на окраинах всё выворочено наружу, ведь окраины города — это не что иное, как кожные покровы гниющего тела, покрытого нарывами и язвами, смердящего зловонием разложения.

Вопреки изменениям в мыслях, вопреки всем переворотам в убеждениях, Шахин был всего лишь учителем начальной школы, довольно ограниченным и малообразованным. И в силу своих природных наклонностей он был обречён оставаться в какой-то степени софтой, то есть пленником абсолютных истин, в которые уверовал, и которые не подлежали сомнению и критике. Поэтому он просто объяснял причину людской нищеты и говорил с завидным мудрствованием:

— Всему виной — неграмотность, отсутствие школ, а главное — господство зелёной ночи,— это она повергла нашу страну во мрак... И помочь нашей беде могут только истинные знания...

Случилось так, что в первый же вечер после прибытия в Сарыова Шахин-эфенди познакомился сразу со всеми наиболее влиятельными людьми городка: с чиновниками разных ведомств и отделов, с членами городской управы, с жандармским и полицейским начальством и, наконец, с улемами и местными богачами. Всего несколько дней назад Хаджи Салим-паша, человек богатый и знатный, был избран председателем городской управы, и по этому поводу устраивали большой приём.

Оставив вещи на постоялом дворе, Шахин-эфенди отправился прямо к заведующему отделом народного образования, чтобы вручить ему приказ о своём назначении.

Заведующий собирался уходить. Он запирал ящики письменного стола, отдавая на ходу какие-то распоряжения чиновнику, стоявшему рядом. Когда Шахин-эфенди подал ему предписание, он пробежал глазами бумагу, потом оглядел прибывшего с ног до головы.

— Добро пожаловать! Прибыли сегодня? Где остановились? Подорожные, надеюсь, с божьей помощью получили в Стамбуле? Семья есть или ещё холосты?..

Вопросы сыпались один за другим, и, не ожидая ответа на них, заведующий продолжал:

— Приходите завтра пораньше, тогда и потолкуем. Теперь же я вынужден уйти. Может быть, вечером, на приёме, нам удастся поговорить. Вы, конечно, будете там? Не так ли?

Шахин-эфенди не спросил, о каком приёме идёт речь, так как об этом важнейшем событии в истории города он узнал от номерного сразу же, едва переступил порог постоялого двора. Поэтому он только ответил:

— Ваш покорнейший слуга не приглашён.

За спиной Шахина кто-то отрывисто засмеялся. Смех напоминал хриплое блеяние простуженного козла. Шахин повернул голову и увидел в углу крошечную фигурку, затерявшуюся в глубине громадного кресла. Смеялся маленький ходжа с курчавой реденькой бородкой и лицом настолько бледным, что, если бы не блеск его глаз, загоравшихся иногда необычным огнём, можно было подумать, что перед вами умирающий.

— Не приглашён!.. Что за слова, свет души моей! — воскликнул ходжа.— Наш город ещё не озарён в достаточной мере солнцем европейской цивилизации. Все мы в этом краю лишь отшельники, простодушные и наивные,— от самых богатых до самых бедных. И стол у нас накрыт для всякого. Тем более для вас. Вы только что изволили прибыть к нам, и потому — наш самый почётный гость!..

Маленький ходжа обратился к заведующему:

— Если не ошибаюсь, из Стамбула приехал новый старший учитель? О, старший учитель в нашей школе, можно сказать, венчает головы наши. Сегодня вечером вы сможете в этом убедиться... В нашем городке нет различия между богатыми и бедными, великими и малыми.

Не так уж часто вы встретите подобную верность законам братства, столь неукоснительное почитание принципов равенства, завещанных нам исламом... Ваш предшественник, к сожалению, не был человеком высокой нравственности. Он позволил себе усомниться в том, что несомненно, и вынужден был поэтому искать хлеб насущный в другом месте. Нам известно, что вы весьма образованны, старательны и аккуратны. Ну что ж, приветствую вас... Впрочем, не вас, а ваше высокое назначение!..

Шахин-эфенди понял, что невзрачный карлик-софта олицетворяет в городке господство тайных и самых страшных сил. А заведующий отделом образования — настоящий великан, такой представительный и важный, словно министр, отдающий величавым голосом приказания своему секретарю,— всего лишь жалкая игрушка в руках этого человечка. Неравное положение этих людей заметно было и в позе, в которой софта возлежал в громадном кресле — прижав руки и задрав вверх ножки, недостающие до пола, он был очень похож на новорожденного (так они обычно получаются на фотокарточках),— и в манере его говорить то чересчур любезно и насмешливо, а то холодно и даже зловеще, со скрытой угрозой.