Зеленая кровь - [61]

Тео отвернулся. Гарик сидел на диване, косясь на экран, громко и тяжело дышал. Поймав взгляд Тео, щенок смутился и отвернулся.

— Как думаешь, — спросил Тео, потрепав его по щеке, — этот тип — действительно мертвяк, или это все — гадкий спектакль, а?

— Ах, да я же не понимаю, — Гарик нервно зевнул. — Мне же не пахнет из телевизора, нет. Но это нехорошо. Правда, ведь это нехорошо?

— Нехорошо, нехорошо. Ложись спать.

Гарик снова зевнул.

— Я что-то передумал спать, — сказал он и улегся Тео на колени.

Тем временем зубные щетки закончили танцевать вокруг тюбика с пастой, а дородная дама договорила восторженный монолог о непревзойденной чистоте, организуемой неким ультрасовременным пылесосом. На экране вновь возник ведущий «Диалога с незнакомцем». Он истекал потом; Тео едва ли не кожей почувствовал, как в студии душно.

— Мы снова в эфире, — ведущий старался говорить весело и бодро, но ему приходилось слишком часто сглатывать. — Итак, у нас в гостях профессор Улаф, автор книги «Современная семейная психология», и доктор Хорт, который уже десять лет занимается проблемами танатологии. Предлагаю вам выслушать мнение специалистов — возможно, они помогут разрешить наш спор.

Камера переехала с маски, закрывающей лицо мертвяка, на столик, за которым сидели ученые. Профессор Улаф своим добрым и чуточку слащавым лицом напоминал Дедушку Хлебушка из старой детской сказки, доктор Хорт был собран, жесток и сух. Они оба поклонились зрителям.

— Я не общался с альтернативно мертвыми как исследователь, — сказал Улаф. — За психологической помощью они не обращаются, а других способов изучения мне не представилось. Зато я довольно часто встречался с членами семей тех, кто стал альтернативно мертвым, и могу сделать довольно определенные выводы. В разных семьях картина довольно-таки сходная: жизнь с танатоидом выглядит достаточно благополучно, со стороны семья кажется просто безупречной — до тех пор, пока влияние не достигнет некоей критической массы. В один прекрасный момент благополучие рушится сразу по всем направлениям; дети, выросшие в обществе танатоида, редко альтернативно умирают, чаще это случается со взрослыми членами семьи. Дети обычно кончают с собой разными способами или уходят в криминал. По последним данным шестьдесят семь процентов убийц — дети, воспитанные танатоидами…

— Простите, профессор, я слышал, что корреляция — это еще не твердое подтверждение факта, — заметил мертвяк. — Или исследование включало и другие факторы?

— Вы — очень интересный субъект, — сказал Улаф. — Вы подтверждаете многие мои гипотезы. К сожалению, я не ручаюсь, что выдержу долгое общение с вами — сердце пошаливает. Если бы не это, я попросил бы вас уделить мне несколько часов. Это продвинуло бы науку вперед…

— В общем, вы — противник мертвяков? — спросил ведущий. Пот сползал с его лица уже не каплями, а струйками, волосы прилипли ко лбу.

— Я стараюсь быть объективным, — сказал Улаф. — Иногда, общаясь с подростками, предпринявшими неудачную попытку суицида, я думаю, что меры, принимаемые нашим обществом, еще недостаточно решительны…

— То есть, вы считаете, что я заслуживаю смерти только потому, что у меня, как считается, темная аура? — спросил мертвяк с холодной иронией. — Любопытно, что в нашем гуманном обществе еще не санкционируется убийство больных распадом легких — это ведь смертельная болезнь, которой легко можно заразить окружающих, они тоже приносят вред…

— Дело в том, — мягко сказал Улаф, — что возбудитель альтернативной смерти не найден. Есть гипотеза, хотя и спорная, что заражение ею и, как следствие, новые свойства личности слишком непосредственно зависят от личных качеств субъекта…

— То есть, все альтернативно мертвые — подонки? — спросил мертвяк вызывающе.

Улаф вздохнул.

— Сложно сказать, что чувствует человек, с которым происходят такие изменения, — сказал он, — но… знаете, если бы я заметил, что на меня рычат собаки и дети начинают плакать в моем обществе, а мои близкие страдают депрессиями, то пошел бы в СБ. Или — сначала в церковь, потом в СБ. Мне кажется, что человек не может подвергать опасности жизнь беззащитных. Это грешно.

— Вы верите в Бога? — спросил ведущий.

— Скорей — в человека, — Улаф устало откинулся на спинку кресла. — Простите меня, господа. Здесь нестерпимо душно, а я уже не молод.

— А что скажете вы, доктор? — обратился ведущий к Хорту.

Хорт придвинул к себе папку.

— Душа — предмет темный, — сказал он с почти той же холодной усмешкой, какая звучала в голосе мертвяка. — Эксперты-парапсихики теперь работают в Службе Безопасности и в морге, но, по моему личному мнению, польза от них близка к нулевой. Несмотря на все принятые предрассудки, я считаю, что ауры — это иллюзия, так что рассуждения о том, темная аура у конкретного человека или светлая, ничего не прояснят. Я лично не думаю, что аура — это некий видимый абрис души.

— То есть, вы не верите, что альтернативная смерть — это смерть души, а не тела? — спросил ведущий. Теперь под его глазами сквозь грим темнели синяки, было заметно, что он очень устал. Пот тек крупными каплями; ведущий напоминал зажженную и тающую свечу, его лицо казалось совершенно восковым.