Зеленая креветка - [94]
— Да.
— Но для того чтобы затребовать эту память, мне нужно отключиться от внешней среды и зажить, как вы выражаетесь, за счет внутренних ресурсов?
— Да.
— А для этого нужно проглотить вот эту мутную жидкость в запаянной ампуле?
— Да, нужно впрыснуть в кровь вытяжку из сордонгнохского препарата.
Я с тревогой следил за этим диалогом.
Уже тогда я начал что-то понимать и предвидеть. Ведь я — то знал Бульдога, а Положенцев не знал.
Мы еще долго говорили обо всем. Постепенно от науки перешли к литературе и кино. И о женщинах говорили. Мужчины часто говорят между собой о женщинах. Собственно, о женщинах говорили Ромка и я. Положенцев и Борис молчали. Мне кажется, что любовь постепенно перегорает в Положенцеве. Я как-то слышал его телефонный разговор. По-моему, это звонила она. Положенцев говорил с ней спокойно и сухо. Если он и дальше так будет себя вести, его шансы здорово подскочат, уж я — то знаю. И правильно, он уже не мальчик. Четвертый десяток пошел.
Разошлись по домам уже вечером. О многом говорили тогда. Но запомнил я почему-то лишь короткую словесную дуэль Бориса с Положенцевым. Может быть, я запомнил и весь разговор. Но надобность оказалась лишь в этом диалоге. Все остальное было пока не нужно.
А утром мне позвонил Положенцев. Он спросил, не заметил ли я случайно, куда он сунул ампулу с препаратом, когда уходил из лаборатории. Он нигде не может ее найти.
Ампула лежала в хрустальной вазочке, и я не видел, чтобы ее кто-то брал. Я ответил Положенцеву очень спокойно. Но сердце мое сорвалось с места и сильно забилось….
Через несколько дней Положенцев мне снова позвонил. Он сказал, что Академия наук организует комплексную экспедицию биологов и геологов на Сордонгнох, и предложил мне принять в ней участие. Ромка, кстати, тоже поедет. «А Борис?» — спросил я. Нет, Бориса он не видел, тот что-то не показывается. Но дело в том, сказал Положенцев, что больше двух человек сейчас взять нельзя. Борис, если он еще интересуется сордонгнохским чертом, сможет прилететь недельки через три.
На том и порешили. Вылетать нужно чуть ли не завтра. Мне не совсем понятна такая спешка. Хотя кто его знает, может, эта рептилия представляет слишком большую научную ценность, чтобы тянуть и медлить. Не знаю… Но я решил поехать.
Владимир Николаевич Флоровский,
ассистент университета
Когда я вошел в лабораторию, меня ждал посетитель. Маленький, черный и смуглый, он сидел на вращающемся табурете и, скучая, смотрел по сторонам.
Увидев меня, он представился:
— Мироян, аспирант Института высшей нервной деятельности.
— Очень приятно, — ответил я, пожимая его руку. — Вы меня ждете?
— Вы товарищ Флоровский?
— Да. Чем могу быть полезен?
Мироян почему-то вдруг смутился и, стеснительно улыбаясь, сказал:
— Я к вам по очень важному делу. Меня направила к вам Марья Ивановна Курилина. Она сказала, что больше месяца назад вы помогли доставить одного человека…. Помните? Вы, мне так сказали, проявили тогда большое участие. Этот человек был без сознания. Вы должны помнить.
Я, конечно, сейчас же вспомнил историю с Лопоухим.
— Конечно, я прекрасно помню. Ревин, кажется, его фамилия? А вы что-нибудь знаете об этом странном человеке?
— Он лежит в нашем институте. Врачи от него отказались. Они считают его неизлечимым. А я… а мы решили попробовать. И вы можете нам помочь.
— Буду рад. Только не уверен, что принесу большую пользу.
— Нам очень важны, очень важны, — Мироян попытался усилить речь жестами, — сведения о больном, любые, даже самые мелкие детали. Если вам не трудно, расскажите мне все, что знаете.
Как будто это было вчера, встали передо мной очередь в столовой, Лопоухий, его странное поведение и внезапный обморок.
Мироян слушал меня с пристальным вниманием. Он часто кивал головой, словно хотел сказать: «Да, да, это все я уже знаю, давайте дальше». Он ни разу не прервал меня, зато что-то быстро отмечал в маленькой записной книжке.
Когда я кончил рассказывать, он спросил:
— Скажите, а с профессором Положенцевым вы не пробовали связаться?
— Признаться, нет. Лопо… Ваш пациент сказал тогда, что Положенцев куда-то уехал, и я решил…
— Да, понимаю, — хмуро прервал меня Мироян, — решили позвонить как-нибудь потом, да забыли. Некогда было…
Мне не понравился его иронический тон. Собственно, по какому праву он приходит ко мне на службу, расспрашивает обо всем и еще пытается читать нравоучения? Словно уловив мою мысль, Мироян тихо сказал:
— Даже если отбросить в сторону вполне понятный интерес исследователя при встрече с необычным, простое и естественное любопытство, мы никуда не уйдем от неписаных законов человечности. Мой долг зовет меня на помощь к этому бедняге. И вы должны помочь мне.
— Но что же я могу?! — вскипел я.
— Приходите завтра к нам в институт. — Мироян осторожно тронул меня за р\кав. — Я кое-что сделал и хочу, чтобы вы посмотрели. Может быть, у вас появятся какие-то мысли, соображения. Дело в том, что сейчас мы уже нашли всех, кто знал Бориса Ревина. Нам не хватало последнего звена. Именно вы видели его перед самым обмороком. Здесь важны любые мелочи. Пока вы были в отпуске, я несколько раз пытался связаться с вами. Очень прошу вас, приезжайте к нам в институт. Приходите хоть завтра, обязательно приходите. Я вам напишу сейчас адрес. Это за городом. Ехать нужно на электричке с Ярославского вокзала,
