Зеленая камера - [29]

Потрошитель только хмыкнул, кивнув так, будто только что согласился то ли с юношей, то ли со своими мыслями.

— Эмоциональная нестабильность тоже может быть побочным эффектом синхронизации. Она наблюдалась приблизительно у каждого четвертого носителя. У тебя не было еще каких-то отклонений от нормы? Мне хотелось бы знать, если что-то пойдет не так.

Мужчина был готов к тому, что парнишка взбесится, что побежит на него, попытается ударить, но глаза Джереми закатились, и он снова повалился на землю. «Обморок», — мысленно констатировал Потрошитель. Он поднял эцэллон с земли и положил парнишке на спину, как уже сделал однажды. Нет, думал мужчина, все это выльется во что-то большее. Слишком много необычного.

Убийца скрылся в тени зданий, и так за одну жизнь Джереми Оукинз родился трижды.

Никто не решался нарушить тишину. Однако, все сидели и думали об одном и том же.

— Я хочу убить Потрошителя, — со всей серьезностью заявил Джереми. Его до сих пор трясло, хоть и чуть-чуть меньше, а под глазами появились темные круги.

— Этого подонка нельзя убить, — сказал очевидную вещь Чед.

— Думаешь, мы не пытались?

— Мне насрать. Я собираюсь это сделать.

Анабель молча сидела в кресле и внимательно следила за Джереми. За тем, как говорит, какие эмоции показывает, какие телодвижения совершает, как часто моргает, как дышит. Диагноз был неутешительный.

— Джереми. Нам очень повезло найти тебя живым, хоть и без сознания…

— Он не желает моей смерти. Он спросил меня про… про синхронизацию, думаю, он это про камеру. Спросил так, как доктора спрашивают больных о том, что они чувствуют во время болезни. И думаю, он бы убил меня, если бы действительно хотел это сделать. Шанс был.

— Так. Бессмысленно сейчас брать и кидаться на него с ножом. Ты его даже не порежешь. Тебе нужна тактика, нужно оружие. А сейчас тебе нужен покой.

— От Билла даже не осталось тела! — истерично вскрикнул Джереми.

Слезы огромными камнями покатились у него из глаз. Парень не раз проматывал у себя в голове самые счастливые моменты своей жизни, а потом момент смерти Билла. Он помнил, какую пустоту почувствовал тогда в груди. Словно Потрошитель вырвал ему сердце, и теперь в груди у юноши зияет дыра, которая жаждет наполнения. И наполнить ее он мог, только убив Потрошителя. Эта мысль змеей обвила его шею и шипела на ухо о том, что только таким образом может полегчать. Все доводы были бесполезны. Он хотел отомстить.

— Расскажите мне все, что знаете об этом эцэллоне. Я хочу знать все.

Глава 6

Луны этой ночью не было, ровно как и звезд: тучи перекрывали их блеклый свет, отчего небо казалось невероятно большим чернильным пятном, нависшим над городом. Половина его никогда не спала, как это обычно бывает с теми частями крупных поселений, где расположены ночные клубы, круглосуточные продуктовые и аптеки. Другая же половина погружалась в больной температурный сон, как только солнце уходило за горизонт крыш. На улицы выходил самый страшный кошмар в жизни местных монстров. Да, в конце концов, если монстры существуют, то почему у них не может быть страхов?

Главным страхом Чеда было потерять место последнего своего пристанища, потому что мужчина знал — он один не выживет; Билл — наоборот, боялся так никогда и не найти своего места, но, благо, незадолго до смерти, его обрел, что сделало счастливыми последние минуты жизни «буйвола»; для Анабель страшным считалось наблюдать смерть своих близких — по сути то, что уже пережил Леонард; а Джим и Джилл делили на двоих гидрофобию. В целом, боязнь большого количества воды была характерна для всех «пауков», но не все «пауки» это признавали. И так уж вышло, что страх — один из мощнейших катализаторов. И Потрошителю это было прекрасно известно.

Двум частям города (одной, вечно бодрствующей, и другой, что погружалась в сон только ночью) мужчина предпочитал третью. Эта часть была наименьшей, но покоя здесь хватило бы двум другим. Безмолвные каменные статуи не смыкали слепых глаз, памятники и плиты повествовали о годах жизни своих обладателей до тех пор, пока не разрушались от минувшего времени. Кладбище молча встречало своего живого обитателя. К слову, не единственного.

Действующим вот уже несколько десятков лет считалось другое кладбище, на противоположном берегу Мэй, во владениях людей, а это, старое, было закрыто для посещения и захоронения, о чем свидетельствовали цепь с замком на воротах. Здесь даже не было сторожа, охраняющего могилы от мародеров, но зато была церковь. Не маленькая часовня, а настоящая церковь с большим залом, лестницами и коридорами, которая могла бы составить конкуренцию городскому католическому собору, если бы не время, работавшее против нее. Некоторые коридоры осыпались, фундамент просел в землю, и в целом, у церкви этой был вид здания, покинутого не менее пятидесяти лет назад. Но впечатление такое складывалось лишь с первого взгляда.

Внутри до сих пор были места, пригодные для обитания. Если точнее, то вся северная башня была в идеальном состоянии и имела отдельный вход, который когда-то называли черным. Ко входу этому тянулась тропинка, по которой Потрошитель уже шествовал в свою скромную обитель. Вот он потянул на себя дверь и оказался внутри. Он прошел по винтовой лестнице вверх, а затем по коридору второго этажа, где и напоролся на парнишку, настолько белого, что казалось, его целиком обмакнули в белую краску. Ночной полумрак и вовсе делал из него призрака, однако и белые волосы, и кожа, и глаза, и даже одежда выдавали в нем древнего и единственного представителя «тутовых шелкопрядов». Он скромно улыбнулся, и без того узкие глаза превратились в две белые полоски, слившиеся с лицом в одно целое.