Зелень. Трава. Благодать - [109]

Через полквартала я вижу Грейс, стоящую у себя на веранде с зажженной сигаретой в зубах, и останавливаюсь.

— Йоу, чувак, в чем дело, почему стоим? — спрашивает Сес.

— Подожди, я на пять сек, — говорю я и подхожу к веранде Макклейнов.

— Эй, Хэнк, — тихим, мягким голосом говорит мне Грейс. — Я слышала, твой брат отлично держится.

— Похоже на то, — отвечаю я, хладнокровно и искоса глядя на нее.

— Ты еще злишься на меня за то, что я вчера отказалась выйти за тебя замуж, да?

— Нет, у нас все зашибись, — говорю я.

— Может, тебе стоит снова попытаться лет так через семь-восемь?

— Может, и стоит, — говорю я. — Но никаких гарантий давать не буду. К тому времени спрос на меня может резко подскочить.

— Просто если что — имей меня в виду. А пока — ты не против, если мы с тобой сегодня вечером еще раз поцелуемся?

Хьюстон, как слышно? — у нас тут член резко скакнул вверх (и продолжает подниматься).

— Ну, Генри, пойдем уже, — недовольно ноет Сес.

— О’кей, забились на свидание, — говорю я.

— На свидание с кем? — переспрашивает сбитая с толку Грейс.

Я показываю на Сес, сидящую у меня на шее:

— Сначала с ней, а уже потом с тобой. Определенно, с тобой потом.

— Круто, — говорит Грейс, улыбается и затаптывает ногой бычок. Она скрывается за дверью, а я думаю про себя, на хрен восемь, попытаюсь еще раз через семь.

— Генри, давай будем представлять, что мы в лесу, как ты вчера говорил, — просит Сес.

— О’кей, Сес, — соглашаюсь я и удобнее усаживаю ее у себя на плечах, — ты готова?

— Да, черт возьми, — говорит она. — Уже давно. С первого дня как родилась. Ну что, поехали?

Видишь однотипные дома по обеим сторонам улицы? — говорю я ей. — Теперь это уже не дома, а скалы. Можно нырять с них прямо в воду. Да, в точности как Тарзан, только я хотел бы посмотреть на того человека, который заставит меня нацепить набедренную повязку. Что значит — а где река? Река — это вся улица. До свидания, улица Святого Патрика. Ух ты. Чуть в воду не влезли. Нужно быть осторожней: вода холодная и течение очень быстрое. Смотри, газонов больше нет: теперь это деревья с густыми кронами, свисающими до самой воды. Их так много, что и не сосчитать. Ветви гнутся под тяжестью яблок, каждое из которых размером с надувной мяч. Давай, побежали скорей. Хватайся за меня покрепче. Нам ни в коем случае нельзя свалиться в реку. Не, это не скейтборд, а плот. На нем мы перепрыгнем на тот берег. Не бойся. Не упадем. Только посмотри, как красиво вокруг: река, деревья. Ты же видишь их, правда? Это потому, что в твоем сердце живет любовь. У тебя очень большое сердце, и от этого мне тяжело тебя нести, но я все равно ни за что на свете не уроню тебя. Тяжеловато тащить на себе столько любви, но не бойся, я не отпущу. Ну вот, мы уже и на том берегу, как я и сказал. Давай, побежали дальше. Посмотрим, кто быстрее — мы или эта древняя река…

— Генри Тобиас и Сесилия Реджина Тухи! — кричит нам сзади Сесилия. — Ну-ка притормозите! Нельзя явиться в церковь грязными и потными!

Мы останавливаемся.

— Ну что, Сес, будем ее слушаться? — спрашиваю я.

— Нет, — говорит она. — Заводи моторы, чувак.

Я издаю звук, подражая взлетающему самолету, и начинаю вертеться на месте так быстро, как только могу. Сес визжит.

— Хэнк, прекрати вертеть сестру и перестань ее смешить. У нее голова закружится.

Так я и поступаю. Я прекращаю вертеться, но и только. Смешить ее я не перестану никогда. Меня зовут Генри Тухи. У меня сердце в двадцать футов шириной и двадцать тысяч футов глубиной. Мы взлетаем вместе, я и Сес, и по прямой, не меняя направления, несемся к Ав, к церкви, к больнице, к папе, к нашему брату, к жизни, по пути обгоняя речные быстрины. С двух сторон красно-зелеными силуэтами нас обступают яблони, похожие на Рождество, похожие на счастье, покуда мы наконец полностью не растворяемся в них, словно в любви.