Здравый смысл врет. Почему не надо слушать свой внутренний голос - [85]

Недавно мы с моим бывшим аспирантом Георгием Коссинцом применили такой подход к изучению источников гомофилии у студентов, профессоров и прочих служащих университетского сообщества. Как и в предыдущих исследованиях, мы обнаружили: знакомые — то есть люди, регулярно обменивающиеся электронными письмами, — оказались существенно более схожими по ряду таких параметров, как возраст, пол, научная специализация и так далее, чем незнакомцы. Кроме того (как то и подсказывает здравый смысл), похожие, но пока не знакомые люди имели больше шансов установить связь друг с другом, чем не похожие, а уже близкие (либо вследствие наличия у них общих знакомых, либо по принадлежности к одной группе) оказались больше схожи друг с другом, чем никак между собой не связанные. Стоило объяснить эффект близости, как большинство предубеждений относительно связей похожих людей исчезли. Мы сделали следующий вывод: хотя люди в нашем сообществе действительно предпочитали похожих на себя, эта преференция изначально была относительно слабой. Со временем она увеличивалась, в итоге создавая видимость намного более сильных предпочтений^{311}.

Другие вопросы, имеющие отношение к гомофилии, могли быть изучены и до изобретения Интернета — однако эти исследования оказались бы слишком дорогими, сложными и медленными. Например, политологи и социологи давно беспокоились о том, что американцы — по выбору или по обстоятельствам — все больше общаются с похожими на них соседями и знакомыми. Если это так, тенденция весьма проблематична. Ведь обратной стороной гомогенных социальных кругов является большая раздробленность общества, в котором расхождение во мнениях ведет к политическому конфликту скорее, нежели к обмену идеями между равными партнерами^{312}. Но вот в чем вопрос: а существует ли такая тенденция на самом деле? Политологи, как правило, единодушны: Конгресс США сегодня поляризован как никогда прежде — да и средства массовой информации не отстают. Тем не менее исследования разделения среди обычных граждан дали противоречивые результаты. Одни свидетельствуют о резком его усилении, тогда как другие указывают на то, что за последние несколько десятилетий уровни согласия мало изменились^{313}. Почему же так? Возможно, наши друзья в действительности соглашаются с нами гораздо реже, чем нам кажется. Следовательно, большая часть поляризации скорее воспринимаема, нежели реальна^{314}. Увы, проверить эту гипотезу просто в теории, но сложно на практике. Допустим, нужно измерить, насколько реальная степень согласия между друзьями соответствует их представлениям о ней. Для этого у каждой пары А и Б нужно поинтересоваться, что А думает о том или ином вопросе, что о нем думает Б и что, по мнению А, думает Б. Поскольку существует масса таких вопросов и опросить необходимо множество пар, задача выходит чрезвычайно трудоемкой. Кроме того, предстоит не только выяснить, кто является друзьями каждого респондента, но еще и разыскать их^{315}.

В сети Facebook все относительно открыто — каждый уже назвал своих друзей. Подсчитав количество общих знакомых, можно дифференцировать различные степени дружбы^{316}. Кроме того, в 2007 году Facebook запустила платформу, позволяющую сторонним программистам писать собственные приложения и затем размещать их в сети. В результате появилось Friend Sense — приложение, написанное всего за несколько недель в начале 2008 года моими коллегами по Yahoo! Шэрадом Гоэлом и Уинтером Мейсоном. В его рамках пользователей спрашивали, что они думают по ряду социальных и экономических вопросов и что, по их мнению, думают их друзья. По стандартам Facebook, успех этой затеи оказался весьма умеренным — ею воспользовалось около 1500 человек, что дало примерно 100 тысяч вопросов. Однако по стандартам сетевых обзоров это довольно много. При использовании традиционных методов интервьюирования планирование, финансирование и проведение исследования подобного масштаба заняло бы пару лет и стоило бы пару сотен тысяч долларов (в основном чтобы заплатить исследователям). С Facebook мы потратили несколько тысяч долларов на рекламу и собрали все данные за несколько недель.

Согласно полученным нами результатам, друзья действительно были больше похожи, чем незнакомцы, а близкие друзья и приятели, которые, скажем, беседуют о политике, — больше, чем случайные знакомые. То же подразумевает и принцип гомофилии. Но люди неизменно полагают, что их друзья — будь они близкие или нет — больше похожи на них, чем есть на самом деле. В частности, наши респонденты редко угадывали, когда их друзья — даже близкие, с которыми они обсуждали политику, — с ними не соглашались. О количестве ошибавшихся недвусмысленно говорил целый ряд сообщений, полученных нами от участников Friend Sense . Последние часто приходили в ужас от того, как их воспринимали друзья и возлюбленные. «Да как тебе вообще могло прийти в голову, что я так думаю?» — нередко возмущались они. Бывало и так, что испытуемым задавали вопрос о ком-то, с кем они якобы хорошо знакомы, и те вдруг понимали, что не знают ответ — хотя такие вопросы образованные, политически сознательные друзья уж точно должны были обсуждать