Здравый смысл. О происхождении и назначении правительственной власти, с краткими замечаниями по поводу английской конституции. - [2]

Таким-то образом возникает и вырастает правительство, то есть установление, вызванное к жизни неспособностью добродетели управлять миром. В этом и состоит назначение и цель правительства, то есть свобода и безопасность. И какое бы зрелище ни ослепляло наше зрение, какие бы звуки ни обманывали наш слух и как бы предрассудок ни совращал нашу волю, а своекорыстие ни затуманивало сознание, — простой голос природы и разума подскажет нам — да, это верно.

Мои идеи о форме правления основаны на законе природы, который никакая изощренность не способна поколебать, а именно — чем проще вещь, тем труднее ее испортить и тем легче ее исправить, когда она испорчена; исходя из этого положения, я хотел бы сделать несколько замечаний насчет столь хваленой Конституции Англии. Бесспорно, она являла собой нечто благородное в те мрачные времена рабства, когда была создана. Когда тирания правила миром, малейшее отступление от нее было уже замечательным освобождением. Легко однако показать, что конституция эта несовершенна, подвержена потрясениям и неспособна дать то, что как будто бы обещает.

Абсолютные монархии (хотя они и являются позором для человеческой природы) имеют то преимущество, что они просты. Если люди страдают, они знают, кто источник их страданий, знают и лекарство и не теряются в разнообразии причин и целебных средств. Но Конституция Англии настолько сложна, что нация может страдать годами, не будучи в состоянии раскрыть источник своих бед. Одни найдут его в одном, другие — в другом, и каждый политический лекарь будет советовать иное снадобье.

Я знаю, как трудно преодолеть местные или старинные предрассудки; и тем не менее, если мы решимся исследовать составные части английской конституции, то найдем, что они являются порочными остатками двух древних тираний, к которым примешаны кое-какие новые республиканские элементы.

Во-первых, — остатки монархической тирании в лице короля.

Во-вторых, — остатки аристократической тирании в лице пэров.

В-третьих, — новые республиканские элементы в лице членов Палаты общин, от доблести которых зависит свобода Англии.

Оба первых учреждения, будучи наследственными, не зависят от народа; поэтому в конституционном смысле они ничем не способствуют свободе государства.

Утверждать, что Конституция Англии является союзом трех взаимно сдерживающих сил — просто смешно: либо слова эти лишены всякого смысла, либо заключают в себе грубое противоречие.

Утверждать, что Палата общин контролирует короля, можно лишь при двух условиях:

Во-первых, что королю нельзя доверять, не следя за ним; или другими словами, что жажда абсолютной власти есть недуг, присущий монархии;

Во-вторых, что Палата общин, будучи предназначена для этой цели, или более мудра или скорее достойна доверия, нежели королевская власть.

Но так как та же конституция, которая дает право Палате общин контролировать короля, отказывая ему в налогах, дает затем королю власть над Палатой, позволяя ему отвергать другие ее законопроекты, то это в свою очередь предполагает, что король более мудр, нежели те, которые уже были сочтены более мудрыми, чем он сам. Чистый абсурд!

В монархическом устройстве есть нечто крайне смешное: сначала оно лишает человека источников информации, а затем уполномочивает его действовать в тех случаях, когда требуется высшее разумение. Положение короля отгораживает его от мира, обязанности же короля требуют знать его в совершенстве; таким образом, разные части, неестественно противореча и разрушая друг друга, доказывают абсурдность и бесполезность всего установления.

Некоторые авторы объясняют английскую конституцию следующим образом: король, говорят они, это одно, народ — другое; пэры — это палата для блага короля, Палата общин — для блага народа. Но все это напоминает дом, расколотый семейной ссорой. И хотя слова благозвучны, однако на поверку они оказываются пустыми и двусмысленными; так всегда и будет, что даже прекраснейшее словосочетание, примененное к описанию того, что или вообще не может существовать, или столь непонятно, что не поддается описанию, окажется лишь звучным пустословием; оно может усладить слух, но не может просветить дух, ибо это объяснение оставляет без ответа предыдущий вопрос, то есть — как же король достиг власти, которой люди боятся доверять и которую они постоянно должны сдерживать? Такая власть не могла быть даром мудрого народа, не может власть, нуждающаяся в узде, исходить и от Бога; и однако же конституция предполагает существование такой власти.

Но то, что предусмотрено [конституцией], не соответствует задаче; средства не служат и не могут служить достижению цели, все это дело есть felo de se [самоубийство]; так как больший вес будет всегда нести меньший и так как все колеса машины приводятся в движение одним колесом, остается только узнать, какая власть согласно конституции имеет наибольший вес, ибо она-то и будет править; и хотя другие или часть их могут ей мешать — или, как принято говорить, сдерживать скорость движения, — но пока они не могут ее остановить, их усилия будут напрасны. Первая движущая сила в конечном счете возьмет верх и недостаток скорости восполнит временем [длительностью действия].