Здравый смысл, или Идеи естественные противопоставленные идеям сверхъестественным - [25]

§ 65

Если я черпаю свои представления о боге в богословии, он представляется мне с чертами, больше всего способными отвергнуть всякую любовь. Религиозники, говорящие нам, что они любят искренне их бога, либо глупцы, либо сумасшедшие, которые видят своего бога лишь в профиль. Невозможно любить существо, представление о котором способно породить ужас, а суждение о нем – повергнуть в дрожь. Как можно смотреть без страха на бога, которого представляют варваром, способным осудить нас на адские муки?

Пусть же не говорят нам о страхе сыновнем, либо страхе благоговейном, смешанном с любовью, который люди должны питать к своему богу. Сын никогда не сможет любить своего отца, если знает, что последний столь жесток, что может подвергнуть его утонченным пыткам в наказание за мельчайшие сделанные им провинности. Ни один человек на земле не может иметь ни малейшего проблеска любви к богу, приберегшему бесконечные по продолжительности и силе муки для девяносто девяти сотых своих детей.

§ 66

Изобретатели догмы о вечности адских мук сделали бога, которого они называют столь благостным, самым отвратительным из всех существ. Жестокость в людях – это крайнее проявление злобы; чувствительная душа бывает всегда взволнована и возмущена даже рассказом о муках, хотя бы их испытывал величайший злодей; но жестокость заставляет негодовать еще больше, когда ее считают беспричинной, либо лишенной мотивов. Самые кровожадные тираны – Калигулы, Нероны, Домицианы – имели по крайней мере какие-то мотивы, чтобы мучить свои жертвы и оскорблять их во время мучений, – этими мотивами могли быть либо стремление к собственной безопасности тиранов, либо жажда мести, либо намерение привести в ужас путем жутких примеров, либо, может быть, тщеславное желание показать свое могущество и потрафить вкусам варваров. Может ли бог иметь любой из этих мотивов? Муча жертвы своего гнева, он наказывает существа, реально не могущие ни подвергнуть опасности его непоколебимое существование, ни поколебать его блаженство, которого ничто не в состоянии пошатнуть. С другой стороны, муки ада бесполезны для живых, которые не могут быть свидетелями этих мук. Эти муки бесполезны для осужденных, так как в аду уже больше не каются, а время милосердия прошло. Отсюда следует, что, упражняясь в вечной мести, бог не имеет иной цели кроме развлечения и издевательства над слабостью своих созданий.

Я обращаюсь ко всему роду человеческому. Найдется ли в природе такой жестокий человек, который хладнокровно захотел бы мучить, – я не скажу – ему подобного, нет, – просто какое-нибудь одушевленное существо, и притом мучить без пользы, без выгоды для себя, без любопытства, без боязни?

Итак сделайте вывод, богословы! Даже согласно вашим принципам ваш бог бесконечно более зол, чем люди.

Вы мне скажете, может быть, что бесконечные оскорбления заслуживают бесконечных мук.

Я же отвечу вам, что никто не может оскорбить бога, благость которого бесконечна. Я прибавлю при этом, что оскорбления конечных существ не могут быть бесконечными. Я скажу еще, что бог, который не хотел бы оскорблений, не разрешил бы своим созданиям вечно оскорблять себя. Я скажу при этом, что бесконечно благой бог не может быть бесконечно жестоким и даровать своим созданиям бесконечное бытие единственно с той целью, чтобы получить удовольствие от их бесконечных мучений.

Лишь самое дикое варварство, лишь отменное мошенничество, лишь слепое властолюбие могли вообразить себе догму о вечности мучений. Если бы существовал бог, которого можно было бы оскорблять либо проклинать, не было бы большего проклинателя, чем тот, кто посмел бы сказать, что этот бог – извращенный тиран, наслаждающийся в течение вечности бесполезными для него муками своих слабых созданий.

§ 67

Утверждать, что бог может оскорбиться действиями людей, значит отрицать все представления, которые дают нам о нем. Говорить, что человек может расстроить порядок вселенной, что он может зажечь молнию в руках своего бога, что он может изменить его проекты – это значит сказать, что человек сильнее бога, что он судья воли господней, что от него зависит изменить благость господа, превратив ее в жестокость. Богословие беспрестанно разрушает одной рукой то, что строит другой. Если всякая религия построена на боге, который гневается и умиротворяется, значит она построена на очевидном противоречии.

Все религии сходятся на прославлении бесконечной мудрости и могущества божества, но, лишь только они начнут рассказывать нам о его действиях, мы находим в них только неблагоразумие, недостаток предвидения, слабость и безумие. Говорят, что бог создал мир для самого себя, но до сих пор он никак не мог добиться, чтобы его чтили как подобает. Бог создал людей для того, чтобы иметь в своем государстве подданных, которые испытывали бы к нему верноподданнические чувства, а мы видим, что люди беспрестанно восстают против него.

§ 68

Нам непрестанно расхваливают божественные превосходства; когда же мы просим доказательств, нам указывают на его произведения, в которые, как утверждают, эти совершенства вписаны неизгладимыми чертами. Все его произведения однако несовершенны и бренны; человек, на которого не перестают смотреть как на венец творения, как на самое изумительное произведение божества, исполнен несовершенств, делающих его неприятным в глазах создавшего его всемогущего творца. Это изумительное произведение часто так возмущает и становится таким неприемлемым для его автора, что он находит себя вынужденным бросить свое произведение в огонь. Но если одно из наиболее совершенных произведений божества несовершенно, на основании чего можем мы судить о божественных совершенствах? Может ли произведение, автор которого сам так мало ценит его, заставить нас восхищаться способностями его творца? Физически человек подвержен тысяче недугов, бесчисленных зол, смерти. Морально человек исполнен недостатков, и все же нам не перестают говорить, что он является наиболее прекрасным созданием, наиболее совершенным из существ.