Здравствуй, Таити! - [35]

Спускаюсь в кратер. Поперек пологого склона разрослись ананасы. Издали кажется, что иоле как будто причесано огромным гребнем. Множество рядов параллельных гряд бегут перпендикулярно склону для лучшего задержания дождевой воды.

Ананас не любит побережий и гор. Растет на равнинах, достигающих триста метров над уровнем моря, требует хорошей земли и тщательного ухода. Когда (на двадцатом месяце) созревают плоды, плантация ананасов становится похожа на поля громадных артишоков с острыми листьями, доходящими до пояса. Кстати сказать, самые лучшие ананасы — из банки!

Сейчас как раз полдень. Солнце бьет прямо в голову. В кратере стоит влажный зной. Рубашка липнет к спине, с тоской мечтаю о прохладном фаре на берегу океана. Можно перенести самый сильный зной, если с океана дует ветер.

От жары и усталости перед глазами летают красные хлопья, а язык жесткий, как деревяшка. Неотрывно думаю о холодной, освежающей воде, о журчащих ручейках, о шумящих водопадах…

Микроскопическая полянка, а на ней небольшая хижина, укрытая в тени высоких цветов. Стучу. Ах, какие чудеса делает стакан воды! Мир стал веселее. Сажусь на минутку передохнуть и не могу налюбоваться пейзажем. Краски то слишком голубые, то слишком зеленые, то слишком вызолочены лучами солнца.

И снова упорно бреду в гуще волокнистых стеблей. На дне кратера я, наверное, выгляжу как муравей, ползающий в зарослях джунглей. Зеленые и желтые (в зависимости от возраста) «волосы» метровой длины — сахарный тростник — богатство архипелага. Здешний климат позволяет выращивать эту культуру. Сахарному тростнику для созревания времени надо меньше, чем ананасу — всего двенадцать месяцев. Его завез на Муреа протестантский миссионер Генрих Нотт в конце XVIII века. Благодаря заботам миссионеров здесь появился и хлопок, но островитяне не захотели возделывать его. Привезенные миссионерами ткацкие станки быстро заржавели. Урок модернизации не удался. Сейчас в Долине кратера открыта сельскохозяйственная школа.

Нагруженный репортерским снаряжением, я спускаюсь на шоссе, которое ведет к заливу Опуноу. С облегчением вдыхаю свежий морской воздух, ничто меня не заботит, хотя не представляю себе, что делать дальше, куда идти.

Залив Опуноу, или Папетоари, представляет собой уменьшенную копию Паопао. Как будто та же самая гора, только с обратной стороны, но пейзаж беднее. Залив узенький, с одного берега невооруженным глазом виден противоположный — пожелтевшие пальмы склоняются над изумрудными водами лагуны.

Спасение приходит со стороны шоссе. Я машу проезжающему красному микроавтобусу просто в знак приветствия, который может быть и прощальным. Но вот на повороте взвизгивают тормоза, открывается дверца.

— Ты садишься или нет?

Я тотчас оказался внутри.

— Не узнаешь меня? Я был в «Куинне».

Вот славно, что мне подвернулся этот Мари. Местные жители неохотно берут европейцев в качестве левых пассажиров. Возможно, потому что у большинства из них есть свои машины, туристы пользуются автобусами, а те, кто просит подвезти, не внушают доверия. Битком набитый «басик» идет от аэродрома Темае до отеля «Моана». Пассажиры, сплошь американцы, неодобрительно поглядывают на «зайца».

Поселок Папетоари, по мнению Мари, не представляет собой ничего достойного внимания. Номера отеля — это несколько десятков бунгало для туристов поблизости от пляжа Мауи. По соседству раскинулась огромная плантация кокосовых пальм, за отелем «Моана» кончается северная сторона треугольника Муреа.

На берегу лагуны с кричаще бирюзовой водой небольшой бар с аккуратно подстриженной соломенной крышей и сиденьями из кругляков. За стойкой молодой полинезиец с золотым перстнем с печаткой на безымянном пальце левой руки. Парнишка хорош собой, знает об этом и охотно позирует фотографам.

Сбрасываю одежду и бегу в воду, смываю дорожную пыль и грязь моей «альпинистской экспедиции». Полотенце не требуется, довольно подставить тело под гигантскую сушилку — полинезийский пассат.

Любимое занятие иностранцев — бродить по песчаной полосе вдоль берега лагуны. Более предприимчивые отправляются на один из двух расположенных поблизости островков, поросших пальмами. Часть отдыхающих растянулась под солнцем на разостланных полотенцах. Возле каждого кассетный магнитофон или транзисторный приемник. В яркой голубизне неба то и дело мелькают белым пунктиром морские птицы. Шум океана то усиливается, то стихает, но мере того как волны, разбившись о рифы, сливаются со спокойными водами лагуны. Кажется, что время остановилось, может быть, только что, а может быть, много столетий назад…

Я смотрю на часы. Неужели так поздно? Скорей, иначе не успею! Торопливо натягиваю ботинки и, завершая туалет, мчусь, не разбирая дороги, к шоссе. Поздно! Последний трак до Паопао уже ушел. Следующий — завтра утром.

Захожу в пункт проката транспортных средств. В большом гараже чего только нет — машины, мотоциклы, мотороллеры… Одна американская семейка берет пять мотоциклов для детей. Я прикидываю, не взять ли велосипед, но цена бешеная: триста франков в час! Быстрые раскосые глаза хозяина гаража поглядывают на меня с выражением то ли иронии, то ли любопытства.