Здравствуй, Таити! - [3]

Я стараюсь сохранять спокойствие, но уже почти теряю надежду. Заглядываю в «Куинне». Там столпотворение. В субботу кабачки Папеэте трещат по швам от наплыва посетителей: французы вперемежку с цветными, без расовых предрассудков. Англичане попадаются крайне редко, и они, как правило, развлекаются в своих отелях.

Зал «Куинне», отделанный в простом, даже несколько строгом стиле, наполняет приглушенный говор. Французский и таитянский языки удивительно изящны и прекрасно гармонируют друг с другом, так же как гармонируют врожденный такт островитян и обаяние людей с берегов Сены. Спокойно снимают обувь, танцуют любовный тамуре. Любой может поцеловать любую женщину. В «Куинне» это позволено. Однако в других местах Папеэте уже не найти прежних обычаев. Давно прошли времена, когда бородатые матросы китобойных судов платили золотыми серьгами за выпивку и женщину.

Я начинаю посещение «Куинне», все с того же — с расспросов о «месье Мухе». Таитянка, которая распоряжается в баре напитками, отрицательно покачивает головой, улыбаясь мне глазами. Она не знает человека с таким именем. Подает нам два пива. Девушка хороша собой, у нее великолепная фигура, приятное овальное лицо, светлая кожа — ну просто загорелая европейка экзотической красоты!

В нашу беседу включается чуть подвыпивший француз, военный в штатском.

— Вы случайно не австралийцы?

— Нет, из Польши, Поланд.

— Голланд?

— Нет, Поланд.

— А ты?

— Голланд.

Француз с испанской бородкой долго и проницательно всматривается в голландца. В воздухе пахнет грозой…

— Ну ладно, — наконец заявляет он примирительно, — а где вы до сих пор узнавали об этом вашем Мухе?

Он советует заглянуть в телефонную книгу. В самом деле! Но где бы раздобыть эту книгу? Так началось мое чудесное приключение, о котором и попытаюсь рассказать.

Я уже успел привыкнуть к неожиданным встречам, какими изобиловало мое путешествие к антиподам, но эта мне показалась исключительной. Как найти на Таити поляка? Очень просто! Не имея никаких сведений о земляках, я всегда пользуюсь вернейшим средством, о котором сегодня почему-то забыл, — заглядываю в местную телефонную книгу. Книга в Папеэте — слишком сильно сказано! Небольшая тетрадочка, несколько сот имен. Но среди них нет того, которое я ищу. Зато значится некий Малиновски. Неужели на Таити тоже есть свой Малиновски?

Что-то забрезжило впереди. Наверное, это тот самый, с которым еще до войны встречался антрополог Александр Годлевски. Нет сомнений, это мой земляк!

Я позвонил. Ответил мужской голос.

— Вы говорите по-польски? — спросил я.

— Не понимаю… — прозвучал ответ, впрочем, без тени удивления.

— Простите, мне показалось, что…

— Ничего, ничего, подождите немного, я сейчас приеду за вами.

Не прошло и получаса, как Малиновски предстал перед нами. Его открытое, славное лицо сразу же пробудило во мне симпатию. Он приехал на своей машине вместе с сыном. Наполовину таитянин, он полностью обезоружил меня своей необычной прямолинейностью и оперативностью. Да, верно, его отец был поляком, но он уже его не помнит. Среднему сыну, которого он привез с собой, он дал первое имя Клод, а второе… Поляк. Он очень рад. Я первый человек из далекой Польши, с которым он познакомился. Ну что же, от Таити до Польши точно такое же расстояние, как от Польши до Таити. У нас тоже не часто встретишь жителя Южных морей.

Хлопают дверцы, машина трогается. Малиновски забирает нас к себе.

— Насколько мне известно, месье Муха сейчас в отпуске и уехал во Францию, — сообщает Малиновски, склоняясь над рулем. — Но это неважно, вы остановитесь У меня.

Он привозит нас в свой дом, который в течение многих недель станет и моим домом. Благодаря Малиновскому я многое увидел в Полинезии.

Месье Малиновски

Хозяина дома я, по его желанию, называю просто Чарли. В течение всего пребывания в Папеэте Чарли — мой неразлучный спутник. Скажем сразу и без оговорок — спутник, о котором только можно мечтать. Ему сорок три года, он неплохо говорит по-английски, утончен, внешне мягок, в меру улыбчив. Похоже, он послан мне богами!

По приезде в дом я был представлен его супруге Мине и познакомился с остальными тремя сыновьями — старшим, стриженным под ежик Жилем, двенадцатилетним Жоржем и Хейфарой, которому исполнилось целых четыре года. Старший и младший родились в Папеэте, а два средних — на Руруту (архипелаг Тубуаи) и Раиатеа. Родом с Раиатеа и сам Чарли. Там же он нашел и свое «сокровище» — молчаливую Мину, в жилах которой течет кровь знатного полинезийского рода.

Мы живем на улице Октава Моро, минутах в пятнадцати ходьбы от центра, в элегантном, четырехкомнатном фаре[3], с жалюзи на окнах, паркетом, современной мебелью, телевизором и гаражом, где стоит новенький «ситроен».

— Я люблю комфорт и легкую жизнь, какую можно найти в Папеэте, — говорит хозяин.

Чарли не принадлежит к бедноте. По распространенной на Таити неофициальной расовой классификации он деми — наполовину европеец, наполовину полинезиец. Это определяет его социальное положение как по службе, так и в обществе. В столичном городе Папеэте общество делится на классы, трудно перейти из одного в другой, высший.