— Так точно! Заменил раненого командира, — отрапортовал я, из-за близорукости не различая лиц членов комиссии.
Комиссия, посовещавшись, объявила решение:
— Рядовой Ларский, 1924 года рождения, признан годным для прохождения строевой военной службы в рядах Советской Армии!
Но, случайно попав в засаду к бендеровцам и оказавшись вновь в «наркомздраве», я все-таки демобилизовался и прибыл по месту жительства, на Центральный проезд, дом № 4, в город Москву.
Прощай, армия, прощайте, фронтовые придурки, да здравствует мирная жизнь и, как поется в песне, да здравствует солнце, да здравствую я — студент Полиграфического института!
И тут — неожиданно повестка в военкомат по какому-то наградному вопросу. Дежурный провожает меня в подвал, где за столом сидит плечистый, в шевиотовом костюме человек с квадратным подбородком.
— Будем знакомы! Сотрудник органов, допустим, Петров, — представился он и бодрым голосом продолжал, — ну как, солдат, отдохнул? Пора и за работу — родина зовет.
— Извините, я демобилизовался. Я не хочу…
— Если бы каждый так рассуждал «хочу-не хочу», советская власть долго бы не продержалась. С нашего фронта советских патриотов не демобилизуют!
История о том, как я дезертировал с «невидимого фронта» — это уже тема другой книги. Я же заканчиваю свои мемуары, которые, отнюдь, не претендуют на полноту охвата гигантской панорамы войны, а лишь частично показывают ее будничную сторону под углом зрения рядового советского придурка-идеалиста — продукта своего времени. А подвиги героев пусть лучше описывают настоящие вояки, ходившие в атаки и контратаки.
Читатель, побывавший на фронте, может сказать, что он и сам написал бы не хуже, а, может, и получше, если бы постарался. Не спорю и желаю ему всяческого успеха. Кто знает, может быть, наши труды не пропадут даром и даже представят интерес для потомков, дополняя мемуары руководящих деятелей? Ведь как справедливо подчеркивал директор школы Михаил Петрович Хухалов: «Исторыю делают не всякие там людовики-мудовики, исторыю делают трудящие и служащие».
