Здравствуй, нежность - [25]

По словам родителей, вход в «Нью-Джиммиз» выглядел необычайно оживленным. Было забавно смотреть на снующих туда-сюда посетителей, наблюдать за тем, как сходятся и расстаются молодые пары, а иногда разгораются целые драмы, конфликты и даже потасовки. В начале 1960-х годов рукоприкладство среди мужчин было делом нередким, особенно если причиной конфликта являлась женщина. Они дрались на кулаках, и я живо представлял себе, как заодно они швыряют стулья и бьют посуду. Мать рассказывала мне, что Боб умел драться, что в моем представлении неизменно должно было происходить в салунах, а участники драки обязательно должны были щеголять в широкополых шляпах. У отца действительно была какая-то особая ковбойская выправка, придававшая модному парижскому клубу неуловимый оттенок Дикого Запада. Должно быть, мои родители проводили вместе оживленные и довольно веселые вечера. Я полагаю, наряду с танцами, разговорами, горячими обсуждениями и совместным времяпрепровождением они точно так же любили делить на двоих редкие мгновения беззаботной свободы и легкости.

Поздний период беременности давался моей матери с большим трудом. Врачи сказали ей, что она должна отказаться от активного образа жизни и бесконечных празднеств, а последние три месяца провести в постели.

Ввиду необходимости должного ухода после родов мать на несколько недель переехала к родителям, в дом № 167 на бульваре Мальзерб. Моя бабушка души не чаяла в детях, особенно в младенцах, поэтому она была рада возможности меня понянчить.

Пока она меня ласкала, кормила и укачивала, родители (которым было лишь по тридцать лет) продолжали кутить у Регины. Однажды ночью отец вернулся с огромным синяком. Он дико хотел спать (возможно, в этот вечер он выпил лишнего), поэтому довольно скоро напрочь позабыл о своем расписном глазе. Утром следующего дня Джулия, бабушкина горничная, которая как раз принесла завтрак в комнату родителей, обнаружила там отца и при одном взгляде на него упала в обморок. Поднос выскользнул из ее рук, и все его содержимое (кофе, сок, бутерброды) разлетелось по комнате. Без сомнения, для Джулии, родившейся в маленькой деревушке, затерянной в известняковых плато Ло, утренний вид Боба с его черным глазом лишь подтвердил ее представление о том, что этот большой американец действительно прибыл с Дикого Запада.

Разумеется, сам я не помню ни тот синяк отца, ни вообще какой бы то ни было. Думаю, в тот день он принял решение серьезнее относиться к профессии модели и с тех пор избегал прямых ударов в лицо. Как бы я ни копался в памяти в поисках самых давних отголосков воспоминаний, отец всегда представляется мне внимательным и заботливым. Для меня он навсегда останется человеком спокойным и веселым, любящим музыку и путешествия. Человеком, которого не интересовали ни деньги, ни власть, ни работа. К деньгам он был абсолютно равнодушен и никогда не искал личной выгоды. Лишь много позже я обнаружил, что под этой маской привлекательности и очарования отец долгое время скрывал свое пристрастие к алкоголю. Поначалу я не придавал этому особого значения (в конце концов, это был его собственный выбор, да и лечиться от своей зависимости он отказывался ни один раз), но как-то раз я застал его по-настоящему пьяным. Его шатало из стороны в сторону, он был слаб и казался таким беспомощным, что мне вдруг стало его очень жалко. Я внезапно осознал, что причиной его болезненного состояния были увеселительные мероприятия и вечера, а следовательно, не я один видел его в таком состоянии. И мне была невыносима сама мысль о том, что слабость отца могла не только сделать его объектом для насмешек со стороны окружающих, но и подвергнуть куда более серьезной опасности.

В 1963 году, вскоре после моего рождения, отцу вновь предложили работу фотомодели. Он и еще одна молоденькая девушка должны были позировать для фотографий новой коллекции одежды — все это посреди Атлантического океана, на борту теплохода «Франция». Во время трехдневного плавания корабль попал в шторм, так что почти все пассажиры (а по словам моего отца — даже большая часть экипажа) были вынуждены укрыться в каютах или, по вполне понятным причинам, в отхожих местах. Боб никогда не страдал морской болезнью, поэтому остался на палубе один, став этаким властителем всего гигантского судна. Мне не довелось увидеть фотографии с тех съемок, но, по рассказам очевидцев, у партнерши моего отца — русской фотомодели по имени Кира — тоже незадолго до этого родился сын, которого она назвала Жаном-Батистом. Несколько лет спустя, когда мне было восемь или девять лет, я совершенно случайно с ним пересекся. Мы познакомились с Жаном-Батистом в двуязычной школе и с тех самых пор стали лучшими друзьями.

Глава 9

Если добавить к моим собственным воспоминаниям рассказы друзей и близких, получится, что период нашей семейной жизни втроем относился ко времени проживания на авеню Сюффрен. Как ни странно, решение жить вместе было принято моими родителями уже после развода. Переезд на авеню Сюффрен в 1966 году был связан с тем, что мать хотела большей размеренности, большего порядка, ведь подле нее уже рос маленький ребенок, которому нужны были комната, игрушки — короче говоря, все то, что необходимо для успешного роста и развития малыша. Примерно тогда же мать наняла двух бразильянок — Оливию (кухарку) и Терезу (горничную), а также аргентинца Оскара в качестве шофера. К тому же помимо большого рыжего кота Милу в доме появился Вертер, щенок немецкой овчарки, которого мать взяла, поддавшись уговорам своей подруги Эльке, памятуя о своей любимице — пропавшей Юки.