Здравствуй, лето... и прощай - [24]

– Народ испытывает вынужденные трудности и потому, естественно, ищет козла отпущения. Аста далеко за горизонтом, а Правительство прямо под рукой, и потому во всём винят Правительство. Это достойно сожаления, но так уж думают люди.

Я с некоторым удивлением смотрел на него; впервые он разговаривал со мной, как со взрослым. Это было приятно.

– Может быть, если бы на заводе хоть как-то помогли в поисках Сквинта, люди были бы более дружелюбны, – заметил я.

– Очень неприятная история. Охранники, которых это касалось, получили строгий выговор. Мы провели тщательные поиски и в окрестностях завода парнишку не нашли. – Казалось, он чуть ли не извиняется. – Однако это лишь иллюстрирует мою точку зрения, Дроув. Здесь огромная территория, от океана на западе до Жёлтых Гор на материке. Почему же народ решил, что мальчик пропал где-то на заводе?

После конфликта у ворот завода Вольф, казалось, ушёл на дно. Время от времени я видел его вместе с матерью, гулявших по городу и делавших покупки в таких количествах, что у меня не возникало никакого желания демонстрировать наше знакомство публике. Я не мог понять, почему Правительство не объяснит как следует своим чиновникам, что размахивать на каждом шагу карточкой и игнорировать нормированное распределение – все это не делает им чести.

Тем временем грузовики продолжали с грохотом проезжать через город и дальше по уходящей в глубь материка дороге, увозя продукцию в города, которым повезло меньше, чем нам. Я проводил большую часть времени в обществе Кареглазки, и мы часто бывали дома у Ленты: сначала чтобы выразить своё сочувствие и узнать о последних новостях насчёт Сквинта; потом, по мере того как шло время и надежда угасала, чтобы утешить и как-то отвлечь их от горестных мыслей. Отношения в их семье были очень близкими, и они тяжело переживали случившееся.

Вечерами, когда мы сидели в комнате Ленты, пытаясь приободрить её, в доме бывало много людей. Стронгарм принимал их в гостиной, плотно закрыв дверь. Часто в этой комнате бывало человек по двенадцать и больше, а в один из вечеров я насчитал больше двадцати. В тот вечер там побывали родители Кареглазки, и позже она спросила у них, о чём шла речь, но не получила вразумительного ответа.

Казалось, формируется группа для какой-то операции, но мы не могли понять, в чём эта операция заключается.

* * *

Как-то вечером Стронгарм спросил нас:

– Пойдёте сегодня в храм? – Они с Уной надевали пальто.

– Я никогда не хожу в храмы, – ответил я. Он рассмеялся.

– Нет, парень, ты ничего не услышишь о солнечном боге Фу или о Великом Локсе, или о чём-то в этом роде. Это собрание жителей города. Там будет представитель Правительства.

– Надеюсь, не мой отец.

– Нет. Не знаю, знаком ли ты с ним. Он довольно часто здесь появлялся в последнее время, и, похоже, он вполне здравомыслящий человек. Его зовут Хорлокс-Местлер.

Когда мы пришли к храму, там уже собралась порядочная толпа, и я увидел много знакомых лиц. Более того, на возвышении стояли в основном те, кого я видел приходившим в дом Стронгарма. Мы с Лентой и Кареглазкой сели вместе с остальными, но Стронгарм поднялся на импровизированную сцену и некоторое время спустя постучал молотком по столу, призывая к порядку.

– Народ Паллахакси, – крикнул он. – Мы собрались сегодня, потому что нам не нравится многое из того, что делает Парламент. Хорлокс-Местлер, депутат Парламента, согласился прийти к нам и выслушать нас. Я не умею много говорить, так что предоставляю слово Местлеру.

Он сел под нестройные аплодисменты, а Хорлокс-Местлер поднялся, задумчиво разглядывая аудиторию.

– Для начала я должен сказать, что это собрание не имеет официального статуса…

Стронгарм вскочил на ноги, покраснев от ярости.

– Прекратите, Местлер! – рявкнул он. – Нас не интересует никакой мёрзлый статус и нас не интересуют ваши мёрзлые отговорки. Мы позвали вас сюда, чтобы вы объяснили нам положение дел. Вот и давайте! – Он сел, и на этот раз аудитория разразилась бурными аплодисментами.

Местлер слабо улыбался.

– В Паллахакси сложилась критическая ситуация, но она находится под нашим постоянным контролем, – начал Местлер. – Имели место сообщения о вражеских агентах в окрестностях консервного завода, и, поскольку завод жизненно необходим для нас, может возникнуть необходимость изменения границ запретной зоны. Но мы надеемся, что этого не потребуется. Мы надеемся. Он начал поносить тех, кто заботится только о себе, не думая об общем благе, кто ночью толпами болтается по улицам, обеспечивая прикрытие для астонских шпионов, кто организует непонятные нелегальные сборища, из-за чего Парламенту впустую приходится расходовать время – время, которое с большей пользой можно было бы потратить на решение военных проблем.

Короче говоря, он перешёл в наступление, продолжая говорить спокойным, убедительным тоном, с улыбкой добродушного дядюшки, маскировавшей яд его слов.

– И потому после долгих и мучительных размышлений Парламент вынужден объявить, что у него нет иного выхода, кроме как прибегнуть к этой непопулярной мере, – говорил Местлер, и, вероятно, я что-то упустил, поскольку не мог понять, о чём он говорит. Аудитория возбуждённо роптала.