Здравствуй, Гр-р! - [6]

Итак, начинать следовало с чулок. Довольно плотные, светло-серые, они оказались на удивление короткими и едва закрыли коленки. Практики закреплять чулки подвязками из ленточек у меня не было — современные чулки заканчиваются эластичным краем и никаких дополнительных приспособлений не требуют. Понимая, что рискую через два шага обнаружить чулки съехавшими к пяткам, принимаю решение обойтись без чулок. Повздыхала, вспомнив наши колготки. Доведется ли еще когда-нибудь их увидеть? Каждый новый предмет одежды давался мне с великим трудом. Все застежки (и это не "молнии", а множество особо мелких крючков, нашитых через 2–3 миллиметра) находились сзади. Самое простое было — нацепить панталоны и нижнюю юбку. Корсет, сорочка и неопознанные объекты составили компанию чулкам и остались висеть или лежать.

Пришлось повозиться с блузкой — от стоячего воротника до низа садист-портной нашил, наверное, сотню малюсеньких пуговок. Такие же пуговицы имелись на рукавах — от запястья до локтя их было штук по двадцать. С левым рукавом я еще кое-как справилась, а на правом застегнула всего три пуговицы. С юбкой проблем не было, не считая множества крючков, но пояс оканчивался пряжкой такой конструкции, что я так и не поняла, как же он застегивается. Пояс отправился к чулкам. Туфельки миленькие — на небольшом фигурном каблучке, аккуратненькие, из тонкой кожи. В них было удобно даже и на босу ногу. Теперь следовало причесаться. На полочке у зеркала я нашла внушительных размеров расческу — наверное, из черепахи, и щетку с серебряной рукояткой. Серебряной, серебряной, даже не сомневайтесь — до революции в богатых семействах мельхиор считался дешевой подделкой, а я, похоже, попала в небедный дом.

То и дело ойкая и шипя, я кое-как расчесала доставшуюся мне гриву — совершенно черные, похоже, крашеные волосы. Век блондинок еще не наступил… Оглядев себя в зеркало, я нашла, что Анна выглядит весьма достойно. Правда это разглядывание стоило мне больших усилий: каждый человек, бросая взгляд в зеркало, ожидает увидеть себя — родного и знакомого до последнего волоска, а не какую-то неведомую личность, которая таращится на него во все глаза. Повздыхав, я решила, что пора отправляться на поиски кабинета.

Дверь, через которую я заходила в ванную, оказалась запертой. Подергав ручку, я совсем было собралась стучать и кричать, чтобы меня выпустили, но, присмотревшись повнимательней к стене, обнаружила еще пару дверей, замаскированных деревянными панелями. Через какую выходить? Какая разница — я же не знаю, где их чертов кабинет!

Открыв дверь слева, я оказалась в малюсеньком коридорчике, из которого попала в приятное помещение с камином, креслами и небольшим бильярдным столом. Из комнаты вели еще две двери. Я снова предпочла открыть левую и оказалась в столовой. Вокруг большого овального стола, накрытого белой скатертью и уставленного посудой, суетились три девицы, две из которых были мне знакомы — горничная Даша и толстая Полина, облаченная теперь в такую же, как у меня, юбку. Полную талию украшал пояс, а блузка была не белая, а кремовая, с застежкой на спине. Никогда не понимала, зачем близнецов одевают одинаково. А зачем одинаково одеваться таким здоровым девицам, к тому же вовсе не двойняшкам, — вообще загадка. Но если наша с Полиной одежда отличалась лишь цветом, то выходит, я напялила блузку задом наперед! Мне еще в ванной показалось, что с ней что-то не так — руки не поднять, а ворот тесноват, но я объяснила эти неудобства особенностями кроя. Надо ли говорить, что все пуговицы на Полине были застегнуты? Чулки на барышне, кстати, тоже имелись.

Мое появление вызвало у девиц шок. Они устроили нечто вроде броуновского движения вокруг стола, отчаянно гремя тарелками и вилками.

— Дарья, — сказала я как можно тверже. — Проводите меня к маман.

Даша во все глаза смотрела на меня, вцепившись в край стола.

— Я должна повторять дважды? — я старалась воспроизвести интонацию маман, и, кажется, у меня получилось приказывать. — Показывайте дорогу.

Пришлось обойти стол, чтобы оказаться у дальней стены. Этот дом, похоже, состоит из одних дверей — в столовой их не меньше четырех. К нужной двери шли мимо окон — огромных и вверху закругленных. Мало того, что я — не я, что из родного двадцать первого столетия каким-то дьявольским способом я перенеслась в 1909 год, так, оказывается, я еще и в городе на Неве! Вид, который открывался из этих шикарных окон, ни с чем не спутаешь: в серой перспективе прорисовывались четкие силуэты грифонов Банковского мостика. Ну, Питер, так Питер. Могла, наверное, с таким же успехом оказаться и в бедуинском шатре, и на костре инквизиции — знать бы, КАК это перемещение происходит. Выяснение этого вопроса также пришлось отложить на потом. Я постаралась выкинуть из головы образ моего несчастного бездыханного тела там, в провинциальном сибирском городке, в квартире, где я устроила генеральную уборку. Мысль о том, что кто-то разгуливает, нацепив на себя мое тело, как пижаму, была неприятна. О том, где сейчас сущность Анны (душа, дух — назовите, как хотите), думать не хотелось. Носить чужое тело — тоже хорошего мало. А куда деваться?