Здравствуй, Чапичев! - [20]

Я сразу обратил на это внимание:

— Так нельзя, Яша.

— Почему? В книгах можно, а мне нельзя? — и продолжал писать по-своему, каждую букву отдельно. Я не мог понять, почему он так делает. Может, потому, что писал он левой рукой, и так ему было удобнее? А может, потому, что сначала научился читать, а потом уже писать? Такую манеру письма он сохранил до конца жизни.

Мы занимались каждый день по нескольку часов. Я торопился, потому что отпуск подходил к концу, и без жалости гонял Яшу, хотя временами мне казалось, что он вот-вот свалится с ног от усталости. Но он держался здорово и, как говорится, «не пищал».

— Сколько часов в день ты работаешь? — спросил я.

— Не знаю, — ответил Яша. — У нас часов нет. Начинаем чуть свет, шабашим в сумерки.

— Черт знает что! И куда смотрит охрана труда?

— При чем тут охрана? Работенка у нас «левая», охраны она не касается.

— Хорошенькое дело — в наше время такая эксплуатация.

— А мы сами себя эксплуатируем, — сказал Яша и почему-то посмотрел на свои руки, побуревшие от въедливой ржавчины. Почти на всех пальцах правой руки у него были кровоточащие ссадины.

— Стрелок я хороший, а тут иногда мажу, — пояснил он, усмехаясь. — Целюсь в зубило, а бью по пальцам. Но это ерунда, до свадьбы заживет. Я никакой работы не боюсь. Другого боюсь. Вот покончим мы с этим проклятым баком, а потом что? Хоть ложись и помирай. Где я работу найду? Думал в батраки податься, да куркули городских не берут. По-их-нему, городские хлебоеды, а не хлеборобы.

— А отец твой разве не зарабатывает? — осторожно спросил я.

— Какой там заработок, смех и горе, — сказал Яша. И тут же спохватился: — Но ты не думай, отец у нас хороший. Добрый, работящий. И не пьет, как другие. Только невезучий он какой-то.

Не знаю, какой смысл Яша вложил в слово «невезучий», но я был тогда уверен, что Чапичеву-старшему действительно не повезло в жизни.

Отец Яши был неунывающий, веселый человек, шутник и балагур. Но шутками и балагурством семью не прокормишь. А работы почти не было. В маленьком Джанкое в ту пору «холодных» сапожников, пожалуй, было больше, чем сапог и ботинок, нуждавшихся в ремонте. Приезжавшие же в город крестьяне либо ходили в постолах, либо сами чинили свои чеботы. Но тем не менее жалкая «мастерская» Чапичева под фанерным навесиком считалась «делом», частным предприятием. Кустарь-одиночка Чапичев должен был иметь на него патент. А раз взял патент — плати налоги. Каждое полугодие частники обязаны были представлять в финотдел так называемую декларацию о своих доходах.

«Холодный» сапожник Чапичев был неграмотен. Декларацию — длиннющую анкету — он не мог ни прочесть, ни заполнить и обратился за помощью к какому-то базарному грамотею. А тот зло подшутил над бедняком — показал доход, который почти в пять раз превышал действительный. К сожалению, в финотделе приняли эту шутку всерьез и обложили «предприятие» Чапичева налогом, который он, конечно, уплатить не мог. Человека довольно беспечного, Чапичева-старшего не очень обеспокоило извещение о налоге. Может, он решил, что в финотделе сидят шутники, и сам от души посмеялся над такой «хохмой». А может, подумал и так: «С меня взятки гладки». Словом, налога не уплатил, несмотря на строгое предупреждение. Только усмехнулся в седой ус и сказал беззлобно:

— Вот люди! Ну чего они хотят? Настоящая комедия.

Финал этой «комедии» был разыгран на моих глазах. Отпуск мой заканчивался, и мы с Яшей, который к тому времени снова оказался безработным, почти не разлучались: вместе ходили купаться на ставок, вместе читали затрепанные выпуски «Месс Менд» Джимма Доллара, а по вечерам смотрели в кино какую-то многосерийную американскую картину. Ну, конечно, не забывали и о Яшином образовании: крепко зажав в левой руке карандаш, он с увлечением писал под мою диктовку понравившиеся отрывки из «Месс Менд».

В тот день, разомлев от жары, мы сидели на завалинке у Яшиного дома и лениво листали какой-то иллюстрированный журнал. Вдруг увидели, что к нам направляется незнакомый человек. Мы сразу заинтересовались им. Незнакомец был одет в щеголеватый военный костюм. Еще неразношенные, до блеска начищенные сапоги его приятно поскрипывали, гимнастерка с бронзовыми пуговками была перетянута широким командирским ремнем с пятиконечной звездой на пряжке. Под мышкой у него была зажата картонная папка.

— Здравствуйте, ребята!

Мы поднялись и поздоровались.

— Скажите, где тут Чапичев живет?

— Здесь, — ответил Яша.

Незнакомец недоверчиво оглядел клуню.

— Мне бы хозяина или хозяйку.

— Отец на базаре работает, а мама ему обед понесла.

— Жаль, — сказал незнакомец.

— А вы кто? — спросил Яша. — Командир?

На строгих губах незнакомца мелькнула улыбка.

— На прошлой неделе еще был командиром, а сейчас — фининспектор, — ответил он.

— Фининспектор? — с тревогой переспросил Яша. Видимо, он все знал о сложных отношениях отца с финотделом.

— Да, фининспектор, — словно извиняясь, произнес незнакомец. — Если можно, я посмотрю вашу квартиру.

Яша молча распахнул дверь. Вся чапичевская «артель» была в сборе, и девчонки с любопытством уставились на незнакомого человека. Некоторое время ошеломленный фининспектор стоял у двери: наверное, он не думал увидеть что-нибудь подобное. Потом почему-то обошел клуню вдоль стен и, положив на краешек стола папку, спросил: