Здоровье и красота по системе «Версаль+» - [37]

Парафиновая маска для шеи Парафин нагревают на водяной бане. Затем, сделав пробу на температуру (на тыльной стороне руки), его с помощью кисточки наносят на абсолютно сухую кожу слоем 1,5–2 см. Осторожно снимают шпателем. Маски делают 2–3 раза в неделю, курс – 10–15 масок.

Маска для шеи из теста Готовя пироги из дрожжевого теста, можно выделить кусочек и обернуть им шею на 20 минут. Сняв тесто, нужно протереть кожу лимонным соком, разбавленным водой (1:3).

Маска для шеи из петрушки 4 ст. ложки мелко нарезанной петрушки залить 250 мл горячего молока. Намочить в этой смеси платок и положить его на шею. Шею после маски не мыть, дать ей высохнуть на воздухе и увлажнить.

...

Людмила И.,

39 лет,

г. Магадан

Я прекрасно выгляжу, мне никто не даст мои 39 лет, и здесь я не впадаю в иллюзии – это абсолютная правда. Но вот с шеей у меня беда: полное ощущение, что она стала стариться еще в ранней юности. То есть я, конечно, понимаю, что это не так, просто я так чувствую, но все равно неприятно. Сейчас. Впрочем, стало мне получше: я стала делать маски для шеи и травяные компрессы. Только не советую вам делать очень горячие компрессы, – говорят, для щитовидки вредно, делайте прохладные. Я отвариваю ромашку, петрушку, укроп, – да все, что под руку попадет, и делаю компресс через день, а после компресса – маску. Шея у меня – как у юной девушки!

Метод Людовика XIV. Скажем НЕТ лысине

Кто ввел моду на парики

Знаете ли вы, дорогие читатели, что в Средние века не носили париков? В древности носили, а в Средневековье – нет. Церковь была категорически против, потому что парик служит для украшения, а значит – для прельщения, смущения, соблазна и введения во грех. И первый, кто снова ввел парики в обиход, это великий Людовик XIV, Король-Солнце. Вы, конечно, уже догадались, почему, не правда ли? Да, вы совершенно правы: у Короля-Солнце были проблемы с волосами.

Отрочество Людовика XIV совпало с гражданскими волнениями, активными антиправительственными выступлениями, так что, бывало, маленький король и вся королевская семья даже не имели самого необходимого. Стрессы, недостаток витаминов и микроэлементов и знаменитая наследственность Бурбонов привели к тому, что волосы король стал терять еще в юности. Однако юношей Людовик не обращал внимания на это: после смерти кардинала Мазарини он стал подлинным монархом со всеми вытекающим отсюда последствиями: разоренная казна одновременно с потребностью в роскоши, особенно сильной после лишений детства; престиж Короны, брак, многочисленные, но от этого не менее страстные влюбленности; отношения с крупнейшими монархиями Европы, – вот что волновало молодого короля. И так бы, верно, и продолжалось, если бы ни один случай, свидетелем которого стал граф де Сент-Эньян, уже упоминавшийся мной выше. Как я рассказывал, граф, на радость исследователям клиники «Версаль», писал записки, из которых впоследствии получились замечательные мемуары, поспособствовавшие некоторым замечательным открытиям, сделанным специалистами клиники Версаль.

Под королевским дубом

Вскоре после того, как король начал править самостоятельно, по его настоянию в честь принцессы Генриетты, в которую Людовик XIV тогда был без памяти влюблен, в Фонтебло были организованы роскошные празднества.

В старинном парке Фонтебло стоял в те времена древний дуб, прозванный королевским, потому что под ним короли назначали свидания своим возлюбленным. Именно на скамье под этим дубом Генрих IV, глубокоуважаемый дед молодого короля, признался в любви прекрасной Габриэль д`Эстре. Вполне естественно, что король, который из-за неблагоприятных условий детства не имел возможности хорошо изучить великолепные сады Фонтебло, хотел посмотреть на этот дуб. «Я предвидел желание Его Величества увидеть сей замечательный дуб, поскольку знал об интересе, который король питал ко всему, что касается его великого деда, короля Генриха IV, поэтому подготовился заранее, – писал в своих мемуарах граф де Сент-Эньян. – За полночь, когда небо было совсем черным, Его Величество пожелал незаметно скрыться. Я, как всегда, был рядом с королем.

– Сент-Эньян, – обратился ко мне король, – помнится, ты что-то рассказывал мне про дуб, под которым проводил время мой дед, – обратился ко мне Его Величество.

– Позволю себе напомнить Вам, государь, что Его Величество Генрих IV не просто любил бывать под тем дубом. Под ним он говорил о любви…

– Тогда тем более покажи мне его, Сент-Эньян. Пойдем же!

Король был влюблен и, как все влюбленные, жаждал говорить о любви…»

На этом я прекращаю цитировать любезного графа, просто перескажу, что произошло дальше. Это было как раз то время, когда влюбленные король и принцесса Генриетта Английская решились сделать ширмой для своей любви фрейлину принцессы Луизу де Лавальер. Королевский дуб стал охранителем монархических тайн, потому что он находился в одном из самых удаленных уголков огромного сада, куда не долетал говор праздничной толпы. Король, влекомый графом де Сент-Эньяном, пробирался к дубу по еле заметной тропинке в садовом лабиринте, они уже почти достигли своей цели, когда услышали голоса: скамья под королевским дубом оказалась занята. Король и его наперсник притаились в кустах, не желая пугать тех, кто пришел сюда раньше них – голоса были девичьи. Так они невольно стали свидетелями разговора, который заинтересовал их. Я снова передаю слово господину де Сент-Эньяну, который так талантливо умеет передавать речь своих современников: