Здесь жила Нефертити - [43]

Собравшиеся не замечали нас, возможно потому, что за это время привыкли к нам, и, казалось, не они наши гости, а мы приглашены на чудесный национальный праздник.

Хуссейн спокойно стоял рядом с нами, закрыв глаза и слегка потирая большие руки. Все молчали, напряжение нарастало.

Вдруг от толпы отделилась фигура в белой одежде и остановилась посреди двора. Певец не мог больше ждать. Веселое оживление охватило толпу, все заулыбались, напряжение немного спало.

— Лучший певец, — радостно шепнул Хуссейн, — Его не заставите петь, если он не захочет.

Это был уже немолодой человек в изношенной одежде. Он стоял спокойно, как повелитель, который сознает свою власть над слушателями. Певец поднес руку ко рту, точно хотел донести песню до самой отдаленной границы Египта. И вот его серебристый голос присоединился к волынкам и барабанам; музыканты признали мастера: инструменты зазвучали тише, давая простор прекрасному высокому и чистому голосу. Я не понимала слов, но Хуссейн сказал, что это очень старинная песня о царском сыне, утонувшем в реке во время жатвы. Все подхватили песню, повторяя хором конец каждой строки; волынки жалобно вторили, а барабаны скорбели об утрате.

Наконец, песня смолкла. Певец со склоненной головой устало опустился на землю у костра. Раздались аплодисменты и восторженные возгласы; он в знак признательности поднял руку, улыбнулся, зажег папиросу и, прислонившись к кухонной стене, задумался.

Теперь на середину двора выскочил гибкий Махмуд Умбарак и с очень серьезным видом начал исполнять сложный танец. Зрители сосредоточенно следили за плавными красивыми движениями его рук; он то размахивал белой палкой над головой, то держал ее тонкими пальцами на уровне плеч. В черной одежде, изящно и легко он, как балерина, скользил по двору. Этот танец ласкал глаз, но не волновал. Махмуд торжественно и красиво описывал круги по двору, думая только о техническом совершенстве танца. Он исполнял его со старательностью, присущей всем куфти. Закончив танец, Махмуд скрылся, провожаемый восторженными аплодисментами.

Один номер следовал за другим. Три девушки танцевали вместе. Потом акробат прошел несколько кругов на руках, удерживая между ступнями нелепо торчавших ног цветные платочки. Вокруг него быстро носились в джиге двое мужчин с цветными платками в руках. Они размахивали ими над головой, опускали вниз, а затем закидывали назад.

Где я могла раньше видеть те же движения? Внезапно Ральф сказал:

— Да это же мавританский танец! Его обычно исполняют в костюмах героев легенды о Робин Гуде!

Ну конечно! Последний раз я видела такой танец под бледно-голубым небом Эссекса в Текстеде.

Я наблюдала, как причудливые фигуры быстро двигались при свете ламп, как цветные платки развевались и опадали, и мне вспомнился английский весёлый майский праздник: белокурые юноши во фланелевых костюмах, с бубенчиками на подвязках и яркими платками, так же весело танцевали по кругу. Сколько еще обычаев, которые мы считаем исконно английскими, обязаны своим происхождением далекой Аравии ил» даже более отдаленным краям!

Музыка смолкла, танцоры покинули сцену и были встречены веселым смехом и дружеским похлопываниями по плечу.

Внезапно откуда ни возьмись появился Комик; он двигался на широко расставленных ногах, принимал забавные позы и жестикулировал. Настоящее его имя было, кажется, Халиф, но все его звали Комиком. Это был добродушный человек, наделенный чувством юмора. Соседи по работе постоянно толпились около него, хохоча до слез.

Теперь он, шатаясь, ходил по двору, хватался за голову и дрожал всем телом, изображая больного, дряхлого старика. Вдруг на сцену тихо проскользнул другой рабочий; прячась в тени, он стал преследовать Комика, который заметил его, с перепуга сделал прыжок и, забыв о мнимой старческой немощи, принялся паясничать: вскакивал на базы колонн, вопил, бормотал что-то невнятное и перелетал через дворовую ограду. Все присутствующие покатывались со смеху.

Но вот наступила развязка: противник оказался сильнее его; ударом по голове он свалил Комика с ног и, танцуя, исчез со сцены. Комик прилагал все усилия, чтобы притвориться мертвым: бился в судорогах, подмигивал, храпел. Хуссейн уверял нас, что он мертв.

Второй актер медленно возвратился на сцену. Лицо его было закрыто шалью.

— Теперь он изображает жену умершего. Она разыскивает мужа, — сказал Хуссейн.

Скорбная фигура двигалась по двору, стараясь не замечать распростертый на полу «труп», который не мог оставаться спокойным, все время вертелся и острил. И вот несчастная вдова увидела своего мужа. При свете луны она рухнула на колени, качаясь из стороны в сторону в безутешном горе.

— Вот она нашла его, — любезно пояснил Хуссейн. Вдруг зрители притихли. Из мрака появился третий актер. Он стал блуждать по двору, согнув одну руку. Видимо, он держал корзину. Другую руку актер опускал в корзину, затем протягивал ее вперед или отводил в сторону. Эти движения повторялись вновь и вновь.

Внезапно Джон воскликнул:

— Он сеет! Это невероятно. По-моему, они исполняют какую-то пантомиму, основанную на древнем ритуале, который связан с севом хлеба.