Здесь могут водиться люди - [6]

— Мидас. Ми — первый слог.

— Да-да, верно… На прибалтийскую похожа. Сами-то откуда?

— Местный я, — сдержанно ответил Мидас. — Грек.

— Так если грек, — задушевно произнес начальник, — почему такой трудный в жизни?

— Это как понять?

— Ну, вот явились вы ко мне насчет какого-то ящика. Трудно было этот вопрос на месте решить? Непременно желаете на других свою ответственность переложить. Сами-то боимся, так? Увиливаем?

— Я не увиливаю, — сказал сбитый с толку Мидас. — Я узнать только зашел…

— А вы поменьше, поменьше ходили бы, — посоветовал руководитель. — Своей головушкой почаще пользуйтесь… Нет, это поразительно! Только начинаю входить в курс дел, загружен по горло — сразу является один, другой, третий…

— Да я…

— Вы, именно вы, товарищ Мадас! Ступайте и работайте. Не отвлекайте меня, я нынче в гневе!

И Ахилл повернулся обратно к окну, возмущенно бормоча: «Душить прекрасные порывы!» — присловье, появившееся у него с недавних пор.

Мидас пришел к себе и сел звонить. В финансовом отделе принять ящик отказались наотрез. Бухгалтерия о золоте и слышать не желала, но предупредила об ответственности:

— Вы материально ответственное лицо. Ящик найден в вашу смену. Головой отвечаете за каждый грамм! Хранить только в сейфе!

Мидас положил трубку и глубоко задумался. После размышлений и терзаний решено было попытаться сдать золото в банк под видом найденного на заводе клада.

Колесницу с находкой с трудом волокли два грузовых пегаса. У выездных ворот дежурный Цербер потребовал накладную.

— Это клад, — объяснял измученный мастер. — Он без накладной лежал.

Цербер всем телом заслонил ворота, с угрожающим видом полез в кобуру, висевшую на ремне поверх форменного хитона. В кобуре страж ворот хранил три носовых платка (по числу голов). Тем не менее, Мидас устрашился воинственного жеста и отступил.

Злополучный ящик удалось смять в плотный ком под прессом в кузнечно-прессовом цехе. Мидас затолкнул драгоценность в слезно вымоленный сейф и какое-то время жил относительно спокойно.

На следующей неделе нагрянула комиссия во главе с Фемидой.

Проверяли дотошнее таможенников.

— Поступил сигнал, — многозначительно заявила заведующая лабораторией измерительной техники, помахивая неизменными весами. — Докладывают, что вы храните драгметаллы в значительных объемах без соответствующих документов. Больше того, тратите на личные нужды… Предъявите комиссии утвержденные нормы расхода, требования на выдачу и остальную документацию.

С трудом сохраняя знаменитое спокойствие, Мидас попросил забрать золото и употребить по назначению.

— На подобный шаг комиссия не имеет полномочий, — подумав, сказала Фемида. — Наша задача — предупредить злоупотребления.

Комиссия произвела тщательное взвешивание, для чего пришлось доставить из столовой грузовые весы. Далее был составлен акт за множеством подписей. Отдельно, в качестве матответственного лица расписался Мидас.

С этого дня начались новые мытарства. Раз в месяц Фемида являлась для проверки. Золотой ящик с превеликими трудностями взваливался на весы, а поскольку никто не хотел таскать их взад-вперед, измерительный прибор поставили рядом с сейфом. Ответственным за сохранность и исправность весов назначили того же сменного мастера.

Однажды не хватило нескольких граммов.

— Допрыгались, — констатировала Фемида после очередной проверки. — Пойдете под суд. Халатность, а возможно, и злой умысел…

До суда не дошло, но денежный начет наложили. Сменный мастер неожиданно для себя превратился во что-то вроде алиментщика, растерял былую выдержку, перессорился с окружающими и по ночам часто наведывался на завод проверять, на месте ли сокровище.

К чести олимповцев, большинство из них довольно равнодушно отнеслось к вести о золоте. Всех куда больше волновала приближающаяся заводская олимпиада.

Мидас нервничал. Его смена работала все хуже. Ахилл заметил это и сделал мастеру строгое внушение. Мастер вернулся в свой закуток, сгоряча захлопнул дверь ногой, стукнул по столу кулаком и горестно призадумался.

«Обложили, собаки, — размышлял мастер. — Эх, и уволиться не дают… Что делать, что делать?»

В закутке постепенно темнело. Рабочий день давно закончился. Ничего не надумав, Мидас проверил пломбу на сейфе, потушил свет и толкнул дверь.

Дверь не поддавалась.

— Заперли, что ли? — Мидас толкнул посильнее.

Дверь не шелохнулась.

Сменный мастер навалился всем корпусом. С трудом удалось приоткрыть узкую щель. Озадаченный Мидас возжег светильник. Неровный огонек осветил дверь, засиявшую так, будто ее неделю терли наждаком.

Она была золотой.

Ошеломленный Мидас попятился, больно ткнулся об угол стола и похолодел вторично (дойдя, таким образом уже до минусовой температуры). Его рабочий стол, облупленный и покосившийся, тоже стал золотым. В незадвигающемся ящике виднелась отвалившаяся ручка. Мидас машинально попробовал вставить ее в родное отверстие. Ручка, отсвечивая желтизной, снова выпала, тяжело стукнув об пол…

Сменный мастер трудился до полуночи. С помощью лома дверь была снята с петель, а затем тщательно закрашена бронзовой краской в три слоя. Письменный стол удалось замаскировать под медный. Отвалившуюся ручку Мидас хотел сунуть в сейф, но вспомнил немигающие глаза Фемиды, заметался по комнате и положил под сейф. Там же обнаружился и выпавший из доски золотой гвоздик — причина недостачи. Мидас только глухо постонал. Почти бегом он поспешил через проходную и опомнился лишь на улице.