Здесь и сейчас - [11]

Поскольку все мы умираем в бессознательном состоянии, мы ничего не помним из своих прошлых жизней. Однако память наших прошлых жизней всегда остается присутствующей в каком-то уголке наших умов и может быть оживлена, если мы этого захотим.

С рождением мы ничего не можем сделать непосредственно; все, что мы можем сделать, касается только смерти.

После смерти ничего нельзя сделать; все, что нужно сделать, должно быть сделано до смерти. Человек, умерший в бессознательном состоянии, ничего не может, сделать, пока не родится снова, — невозможно, он будет продолжать оставаться бессознательным. Поэтому, если ты раньше умирал в бессознательном состоянии, тебе придется снова родиться в бессознательном состоянии. Все, что можно сделать, должно быть сделано до смерти, потому что до смерти у нас множество возможностей — возможности всей жизни. Со всеми этими возможностями мы можем приложить усилие к пробуждению. Поэтому, если кто-то будет ждать момента смерти, чтобы проснуться, это будет огромной ошибкой. Нельзя проснуться в момент смерти. Садхана, путешествие к пробуждению, должна начаться задолго до смерти; к ней должны быть сделаны приготовления. Без приготовлений человек обязательно останется бессознательным в смерти. Хотя, в определенном смысле, это бессознательное состояние для твоей же пользы, если ты еще не готов родиться в сознательном состоянии.

Около 1915 года правителю Каши сделали операцию на брюшной полости. Это была первая в мире операция такого рода, сделанная без использования наркоза. Ее выполняли три британских врача, и они отказывались оперировать без наркоза, говоря, что невозможно, чтобы человек полтора или два часа лежал со вскрытым животом и оставался в сознании. Это опасно — опасность в том, что пациент может кричать, двигаться, дергаться от невыносимой боли; произойти может все что угодно. Поэтому врачи не хотели делать этого.

Но правитель настаивал, что беспокоиться не о чем, если он находится в состоянии медитации; он говорил, что может легко находиться в состоянии медитации полтора или два часа. Он не хотел принимать анестетик; он говорил, что хочет, чтобы его оперировали в сознательном состоянии. Но врачи сомневались; они считали, что опасно подвергать кого-либо такой боли в сознательном состоянии. Однако, не видя другой альтернативы, врачи попросили его ради эксперимента войти в медитацию. Они сделали на его руке разрез — он не шелохнулся. Лишь через два часа он пожаловался, что у него болит рука; два часа он ничего не чувствовал. И операция была сделана.

Это была первая в мире операция, в ходе которой врачи работали во вскрытом животе пациента полтора часа, не вводя его в состояние наркоза. И в ходе операции правитель оставался в полном сознании. Для такой осознанности требуется глубокая медитация. Медитация должна быть такой глубокой, чтобы человек осознавал без малейших сомнений, что «я» и тело отдельны. Малейшее отождествление с телом может быть опасным.

Смерть — это величайшая из возможных хирургических операций. Ни один хирург никогда не проводил подобной операции, ведь смерть — это механизм, переносящий всю жизненную энергию, прану, из одного физического тела в другое физическое тело. Никто никогда не проводил такой феноменальной операции, и никто никогда не сможет. Мы можем отсечь ту или иную часть тела, пересадить ту или иную часть тела, но в случае смерти всю жизненную энергию нужно забрать из одного тела и перенести в другое.

Природа любезно позаботилась о том, чтобы мы полностью теряли сознание, когда происходит это явление. Это для нашего собственного блага; мы можем оказаться не в силах вынести такую боль. Возможно, что причина, по которой мы теряем сознание, именно в том, что боль смерти так невыносима. Именно в наших собственных интересах мы теряем сознание; природа не позволяет нам помнить прохождение через смерть.

В каждой жизни мы повторяем почти те же ошибки, что совершали в прошлых жизнях. Если бы мы могли вспомнить, что делали в прошлых жизнях, то могли бы не падать в те же ямы в этой жизни. Если бы мы могли помнить, что мы делали в наших предыдущих жизнях, то больше не могли бы оставаться такими, как мы есть сейчас. Невозможно было бы оставаться такими же, потому что снова и снова мы накапливали благосостояние, и раз за разом смерть делала это благосостояние бессмысленным. Если бы мы могли это вспомнить, то не продолжали бы нести внутри то же прежнее помешательство на деньгах, как мы это делали раньше. Тысячи раз мы влюблялись, и раз за разом на поверку это оказывалось бессмысленным. Если бы мы могли это вспомнить, то наше помешательство на том, чтобы влюбляться и чтобы другие в нас влюблялись, исчезло бы. Тысячи и тысячи раз мы были эгоистичны и полны амбиций; достигали успеха, высоких постов, и, в конце концов, все это оказывалось бесполезным, все это обращалось в пыль. Если бы мы могли это вспомнить, может быть, это выпустило бы из наших амбиций пар, и тогда мы не оставались бы теми людьми, которыми являемся сейчас.

Но так как мы не помним прошлых жизней, то продолжаем двигаться почти по тому же самому кругу. Человек не сознает, что двигался по этому кругу много раз раньше и что он проходит через него снова с той же надеждой, которая раньше столько раз наполняла его. Затем смерть разрушает все надежды, и все начинается по новому кругу. Человек ходит кругами, как колодезный ослик.