Зазимок - [3]

Осенью мы тоже бегаем до горькой воды, тоже карабкаемся на скалу, садимся в затишье и тоже пируем. На сей раз у нас кроличья еда — морковка. Честно сказать, дома ее — хоть отбавляй. Но там не тот смак. Там что́ — пошел, надергал, и все. Ни риску, ни отваги не требуется. Скучно. Здесь же — я тебе дам! Тут не просто надергал. Тут надо переправиться через холодную Салкуцу, выйти камышами к болгарину на огород, проползти на животе к грядкам, накопать… А чем накопаешь? Хоть бы палочка какая подвернулась, так нет же, чисто вокруг. Приходиться ковырять землю пальцами. Ногти в кровь изломаешь. А накопал — во что ее взять? За пазуху не положишь, потому что «гол как соко́л». Одежонка на правом берегу оставлена. Хорошо, если захватил с собой картуз, — туда ее! Картузик на голову — и в обратную дорогу. Если же нет — беда. Приходится одной рукой держать морковные хвосты, другой грести. Зато уж если доберешься счастливо до теплой криницы — тут ты пан. Сидишь себе на плоской плите, греешься. Откусываешь хвосточек, а землицу, что прилипла к морковке, обчухиваешь о коленку и хрумаешь себе, словно кусок сахару.

Вот только Юхимка вносит досаду. Канючит всегда:

— Хлопцы, да-а-айте морквы!

Я не выдерживаю нуды:

— Ты же был с нами, чи не мог накопать?

— Да-а-а!.. Як вы сразу побежали.

— Бургарин же свистел! Не чув?

— Чув. Но разве сразу и тикать?..

Котька вмешивается:

— Оставь его, Дёнка. Чтобы Юхима перебалакать, надо гороху наесться.

Микита поглядывает на нас, усмехается, словно мудрец. Небось думает: «И охота им лаяться».

У горькой криницы тепло в любую погоду.

2

Река наша рыбой не богата. Но раков — только бери! Иные дядьки по мешку нагребают. Кто привяжет улежалую ворону — они и лезут на душок. Другие бреднем берут. Ходят попарно, метут сетью илистое дно. Смотришь, и насобирают всякой всячины: там и себельки, и ракушки, и лягушата. Но гуще всего, конечно, раков. Всяких тебе размеров: и крохотных, и таких, что глядеть страшно. Трепыхают хвостами, зевают клешнями — палец не суй!

Но не каждому раки по нутру. Мой отец глядеть на них не может. Все-таки однажды мать упросила его пойти за раками. Нашел он себе напарника. Двинули на зорьке. Вернулся скоро. Ругается.

— Бач, раков ей захотелось. Подолом пойди налови! — Кричит, а сам зубами лязгает: и холод, и злость его разбирают.

Оказывается, напарник наткнулся босыми ногами на конский череп. Ну, поднял, конечно. А в той костяной хатке раки кишмя кишат! Вытряхнул он их в общую сумку. Батько мой, Тимофей, брезгливый и, понятно, стерпеть такое не смог. Как был он в засученных выше колен подштанниках, так и подался домой. Добро, хоть портки не забыл прихватить. В руках принес.

Мы, пацаны, ловим раков проще всех: голыми руками. Придерживаясь за веточку, подбираешься к местам, где берег повыше, поотвесней. Там, на уровне воды, темнеют «печеры». В тех «печерах» дремлют раки. Складываешь ладонь лодочкой и туда ее, в черную нору. Делаешь вид, будто тебе и в самом деле море по колено. Пошла рука, пошла. Вот уже по локоть, вот и до плеча доходит, а «печере» ни конца, ни края. Потом что-то холодное как обовьется. Выхватываешь руку на свободу, а на ней — крапчатым жгутом гадюка!..

У страха глаза велики. На самом же деле это не гадюка, а уж, существо мирное, и, говорят, весьма полезное. Одеревенев от ужаса, машешь рукой так, что гад ползучий улетает за дальний лозняк.

Хлопцы спешат осведомиться:

— Не шпыгонула жалом?

Если да, повыше укуса наложат жгут из Микиткиного витого пояска. Юхим припадет к ранке толстыми щекотливыми губами и всю заразу вытянет начисто.

Он любую змею схватит за головку, придавит, чтобы пасть разинула. Затем сунет ей в зубы палочку. Змея ужалит палочку, выльет на нее отраву — и уже не страшно. Хоть пускай ее за пазуху. Юхим пускал. Белел весь, замечали, но пускал.

Рассказывают, в иных краях встречаются гады крупные. А у нас нет. Так, самые простые. И длиной и толщиной вроде плетки. Видно, корм здесь не такой, как в тех краях. Наша змея и не кидается первой на человека. Она тебя даже побаивается. А вот если ее чем разгорячишь или на хвост наступишь — тогда беги! Старшие учат бегать навстречу солнцу. Солнце будто бы ослепляет гадючьи глаза, и она упускает жертву. Еще есть такая, что сворачивается в кольцо и катится за тобой, пока не настигнет. Про такую Юхимкин отец как-то рассказывал. Много он знает всяких бывальщин. Однажды, говорит, спал в степи под стогом. И видно, ненароком открыл рот. Проснулся — тяжело в желудке, словно гирьку сглотнул. Что за оказия! Приехал домой, рассказал жене. Она сразу подает крынку парного молока. На, говорит, нагнись, подыши. Нагнулся. Открыл рот. Вдохнул раз-другой. Так и есть. Выползает потихоньку маленькая гадючонка. Бульк в молоко. Гадюка, она до молока большая охотница. Бывает, на зорьке обовьется вокруг коровьей ноги, припадет к соску, пьет себе за милую душу. И корова не брыкается. Видать, тяжело ей с набрякшим выменем. А тут все-таки облегчение.

Да, раков у нас тьма. Но рак все-таки не рыба. Рыбки бы. А чем ее наловить?

Есть у Котьки поговорка: «Умри, а зробы!» Он ей верен всегда. Не успели мы переглянуться, как он кинул к нашим ногам большую плетенную из лозы корзину.