Зажмурься покрепче - [9]

— Поясните?

— Ему нравится выуживать из человека правду. Вынуждать признаваться в чем-то больном, стыдном, обнажить уязвимость, довести до слез, — пока она говорила, лицо у нее было такое, словно какая-то вонь мешала ей дышать. — Это же возвеличивает. Чувствуешь, какой ты хренов гениальный супермен, если от тебя такой эффект. Да что там — ты господь бог!

— Да, это сильное переживание, — согласился Гурни. — Такое вполне может затуманить рассудок.

— Еще как, — хмыкнула она.

На заднем ряду поднялась рука. Смуглый офицер с короткими волнистыми волосами впервые подал голос.

— Простите… я, может, чего-то не понимаю. В здании параллельно идут два семинара: работа под прикрытием и ведение допроса. Лично я записался на первый. Я что, не туда попал? Просто вы до сих пор говорили только про ведение допроса.

— Вы пришли куда надо, — ответил Гурни. — Но эти две темы основательно связаны. Работа под прикрытием подразумевает обман, и нам важно понимать, чем хочет обманываться задающий вопросы. Мы разбираем наглядный пример, как можно срежиссировать у собеседника впечатление, что он благодаря своей компетенции «вытянул» из вас правду-матку. Я рассказываю, как выдать человеку именно ту реакцию, которую он с готовностью воспримет как доказательство своей правоты. Если вы заставите его поверить, что ему удалось выудить из вас что-то, о чем вы хотели промолчать, он почти наверняка решит, что ваше сообщение — правда. Важно дать человеку ощущение, что он докопался до вашего второго дна, и испытать то, что я называю чувством ложной эврики. Это ловушка ума, которая заставляет поверить в мнимое открытие.

— Ложной чего? — переспросил кто-то.

— Эврики. Это греческое слово, переводится примерно как «я нашел то, что хотел», а в нужном нам контексте означает «вот она, правда». Давайте подытожим… — Гурни сделал паузу, чтобы привлечь внимание к следующей части реплики. — То, что вам рассказывают, всегда может оказаться ложью. Но вы почти без вариантов поверите в то, что, как вам кажется, раскопали сами. Так что позвольте оппоненту решить, что ваша откровенность — его заслуга. Он хочет верить в свою проницательность и потому поверит в ваши слова. У него появится то самое доверие к вашей легенде, о котором мы говорили в начале и которое делает возможным успех операции. Во второй части семинара мы будем говорить, как именно этого доверия добиться. Как подсунуть вашему оппоненту кусок информации так, чтобы он поверил, что вытянул его из вас самостоятельно. А сейчас — перерыв.

Произнеся это слово, Гурни подумал, что в его молодости слово «перерыв» автоматически означало «перекур». А теперь для большинства это была пауза на звонок или переписку по эсэмэс. И, словно в ответ на это соображение, почти все тут же достали смартфоны и направились с ними к дверям.

Гурни вздохнул, поднял руки и медленно потянулся, чтобы снять усталость в спине. Мышцы после первой части семинара оказались напряжены сильнее, чем он ожидал.

Девушка с акцентом дождалась, когда поток устремившихся к выходу схлынет, и подошла к Гурни, возившемуся с плеером. На ней были черные джинсы, а полную грудь обтягивал тугой серый свитер с воротником-хомутом. Густые волосы затейливыми завитками обрамляли серьезное лицо отличницы. Губы ее блестели.

— Хотела вас поблагодарить, — произнесла она, — мне очень понравилось.

— Вы про сцену из фильма?

— Нет, я про вас. Ну, в смысле… — она чуть зарделась. — Спасибо за лекцию, и за примеры, и за объяснения о природе доверия и про то, какую подачу мы автоматически принимаем за правдоподобную. «Ложная эврика», ужасно интересно. И вообще мне очень понравилась вся первая часть.

— Она была бы неполной без вашего вклада.

Девушка улыбнулась.

— По-моему, мы просто на одной волне.

Глава 6 Дома

Дорога домой занимала два часа. К концу второго часа в долину у подножия западных Катскиллов уже прокрался вечерний сумрак.

Когда Гурни свернул с основной дороги на гравийную, что вела к его ферме, он почувствовал, что обманчивый прилив сил, спровоцированный двумя большими чашками крепкого кофе во время перерыва на семинаре, начал испаряться. В вечернем свете на ум пришел образ, который Гурни списал на отходняк от кофеинового удара: лето ослабевало на глазах, словно дряхлеющий актер, прямо на сцене, а за кулисами притаилась осень, готовая похоронить старика и занять его место.

«Господи, мой мозг превращается в кашу».

Он припарковался, как обычно, на поросшем сорняками клочке зелени, лицом к облакам всех оттенков розового и сиреневого над дальней грядой.

Зайдя в дом через боковую дверь, Гурни разулся и заглянул на кухню. Мадлен стояла на коленях перед раковиной и собирала в совок осколки винного бокала. Он пару секунд смотрел молча, а потом спросил:

— Что случилось?

— А что, не видно?

Он помолчал еще немного.

— Как дела в клинике?

— Да вроде ничего… — она поднялась и, натужно улыбаясь, с шумом высыпала осколки в пластиковый контейнер для мусора. Гурни подошел к французским дверям и уставился на полный ожидания пейзаж. Дрова у сарая ждали, чтобы их покололи и сложили в поленницы; газон ждал последней стрижки в сезоне; спаржа ждала, когда ее срежут к зиме и сожгут, чтобы уничтожить личинки жуков-трещалок.