Заживо погребенный - [58]
И ни единого упоминания об упрямстве Прайама по поводу воротничка! Воротничок Прайама в глазах мистера Оксфорда был, повидимому, неким явлением природы, как дождь, как риф на дне морском, как нечто, что приходится покорно принимать! И никакой досады на Прайама! Нет, положительно, великий дипломат, этот мистер Оксфорд!
— Мне нужно вам сказать несколько слов, — обернулась к Прайаму леди София.
Мистер Оксфорд с поклоном ретировался.
А леди София пристально смотрела на Прайама. И снова ему пришлось признать, что она великолепна. Она была главной его ошибкой; но она была великолепна.
При последней встрече он ее обнимал. Она пришла в Вестминстерское аббатство на его похороны. И всего этого для нее как будто не существовало! Она стояла перед ним, спокойная, светская, приемля свое ужасное прошлое. И, кажется, она его простила.
Леди София сказала просто:
— Ну, мистер Фарл, давать мне эти показанья или нет? Вы понимаете ведь, что все от вас от одного зависит?
Но с чем сравнить ее небрежный тон? Прямо какое-то геройство. И даже ноги у ней стали меньше.
Он себе поклялся, что скорей даст себя разодрать в клочья, чем станет в угоду бессовестному мистеру Оксфорду сдирать с себя воротничок в присутствии всех этих драматических артистов. Его ужасно оскорбили, расстроили, над ним позорно измывались, им помыкали. Все совали нос в его дела, и он готов был скорей дать себя разодрать в клочья, чем выставлять напоказ эти родинки, которые вмиг решали дело.
Так вот — она его разодрала в клочья.
— Не беспокойтесь, прошу вас, — сказал он ей в ответ. — Я уж сам постараюсь.
В эту минуту явилась Элис, приехавашая следующим поездом.
— До свиданья, леди София, — сказал, поклонившись, Прайам, и он ее покинул.
Мысли о правосудии
«Фарл снимает воротничок». «Уитт против Парфиттов. Процесс окончен». Эти и подобные плакаты трепал на Стрэнде ветерок.
Никогда еще в истории империи снятие полотняного крахмального воротничка (размер 42) не вызывало и тысячной доли того волненья, какое вызвало снятие данного воротничка. То был эпохальный жест. Им завершалась драма «Уитт против Парфиттов». Знаменитые артисты, занятые в пьесе, разумеется, не дали делу тотчас развалиться. Нет, оно должно было идти к концу степенно, стройно, величаво, согласно форме и расходам. Подобало вызвать и допросить новых свидетелей (например, докторов), а прежних вызвать снова. Дункана Фарла, например, снова допросили, и если положенье было унизительно для Прайама, не менее унизительно было оно и для Дункана. Правда, у Дункана было то преимущество, что судья не спрягал и не склонял его в хвост и в гриву, произнося заключительное слово, как и присяжные, произнося вердикт. Англия вздохнула с облегчением, когда все это кончилось и знаменитые артисты ушли со сцены в блеске славы. По правде говоря, Англия, столь гордая своими установлениями, поднатерпелась страху. Методы ее судопроизводства чуть не посрамились из-за того, что кто-то там не захотел снимать воротничок на публике. Собственно, они и посрамились, но потом все обошлось, и Англия сделала вид, что методы именно сработали как надо. Ведь произошла бы жуткая несправедливость, если бы Фарл так и не снял этот свой воротничок. Поговаривали, естественно, что, в тюрьме за двоеженство, хочешь — не хочешь, а воротничок с тебя сдерут; но потом пронесся слух, что насчет двоеженства как-то, кажется, поторопились, и миссис Лик потом сама запуталась. Но так или иначе, английское правосудие вышло из передряги с честью. Ведь это жуть, какое было дело. И все теперь рассуждали исключительно умно. И газеты, особенно те, что повечерней, в один голос кричали, что Фарлу теперь несдобровать, какой он там ни знаменитый — гениальный.
Вставал вопрос: как Прайам угодил в тенета правосудия? Он не был двоеженцем. И вообще он ничего не сделал. Ровно ничего. Он даже судебному приставу ложных сведений не давал. И доктор Кашмор не мог пролить свет на происшествие, потому что доктор Кашмор умер. Жене и дочкам удалось таки его доканать. Судья намекал, что высоко духовный гнев епископа и капитула настигнет Прайама Фарла; но звучало это несколько туманно и не доходчиво для профанного уха.
Короче говоря, ужасно непонятная история. И ради национального спокойствия, национального достоинства, национальной гордости, в конце концов, через несколько дней пришлось ее похерить. И когда газеты объявили, что, по желанью Прайама, музей Фарла будет завершен постройкой и по всей форме передан нации, нация согласилась принять это возмещение морального ущерба и отправилась на отдых к морю.
Желанье жить
На этом Элис настояла, а потому, перед последним расставаньем с Англией, они туда отправились, и Прайам делал вид, будто всего лишь потакает Элис; на самом деле, мрачное любопытство его толкало в том же направлении. Поехали автобусом, через весь Патни, до самого до Уэлам-Грин, а там пересели на другой автобус и, мимо Челси, мимо магазина военных и морских товаров, мимо отеля Виндзор, проехали к самому Вестминстерскому аббатству. И после блеска октябрьского дня исчезли в прозрачном сумраке Валгаллы. Элис в первый раз увидела Валгаллу, хотя, конечно, слыхать-то про это дело она слыхала. Когда-то она ходила в музей мадам Тюссо, и в Тауэр ходила, а в такую даль как-то все недосуг было добираться. И впечатление оказалось очень сильное. Служка им указал на неф; и они постеснялись просить более подробных объяснений. Духу не было спрашивать про
Роман известного английского писателя Арнольда Беннета (1867–1931) «Повесть о старых женщинах» описывает жизнь сестер Бейнс и окружающих их людей. Однако более всего писателя интересует связь их судеб с социальными сдвигами в развитии общества.
На заре своей карьеры литератора Арнольд Беннет пять лет прослужил клерком в лондонской адвокатской конторе, и в этот период на личном опыте узнал однообразный бесплодный быт «белых воротничков». Этим своим товарищам по несчастью он посвятил изданную в 1907 году маленькую книжку, где показывает возможности внести в свою жизнь смысл и радость напряжения душевных сил. Эта книга не устарела и сегодня. В каком-то смысле ее (как и ряд других книг того же автора) можно назвать предтечей несметной современной макулатуры на тему «тайм-менеджмента» и «личностного роста», однако же Беннет не в пример интеллигентнее и тоньше.
Герои романов «Восемь ударов стенных часов» М. Леблана и «Дань городов» А. Беннета похожи друг на друга и напоминают современных суперменов: молодые, красивые, везучие и непременные главные действующие лица загадочных историй, будь то тайна украденной сердоликовой застежки или браслета, пропавшего на мосту; поиски убийцы женщин, чьи имена начинаются с буквы «Г» или разгадка ограбления в престижном отеле.Каскад невероятных приключений – для читателей, увлеченных авантюрными, детективными сюжетами.
«Великий Вавилон» — захватывающий детектив, написанный выдающимся английским мастером слова Арнольдом Беннетом, который заслужил репутацию тонкого психолога.Лучшая гостиница Лондона, «Великий Вавилон», где часто останавливаются члены королевских и других знатных семей Европы, переходит в руки нового владельца. Теодор Раксоль, американский миллионер, решает приобрести отель из чистой прихоти. Прежний владелец «Вавилона» предупреждает американца, что он еще раскается в своем решении. Тот относится к предостережению с насмешкой — ровно до тех пор, пока в отеле не начинают происходить самые невероятные события.
В сборник вошли романы английской писательницы Рут Рэнделл «Волк на заклание» и американского писателя, драматурга Арнольда Беннета «Отель „Гранд Вавилон“».Оба романа, написанные в жанре классического детектива, являются высокохудожественными произведениями. Захватывающие и увлекательные сюжеты заинтересуют самого взыскательного читателя.
(англ. Enoch Arnold Bennett) — известный английский писатель начала ХХ века.
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.
Джордж Гроссмит (1847–1912) — яркий комический актер, автор и исполнитель весьма популярных в свое время скетчей и песен, автор либретто многих оперетт. Его младший брат, Уидон Гроссмит (1854–1919) — талантливый карикатурист, драматург и тоже одаренный актер. Творческая судьба братьев была вполне счастливой. Но поистине всемирной славой они обязаны своему «Дневнику незначительного лица», вышедшему в 1892 году и снабженному остроумными иллюстрациями мистера Уидона Гроссмита. «Дневник» давным-давно занял прочное место в списках мировой классики, не говоря уже о лучших образцах английской юмористической прозы.