Заживо погребенные - [44]

– Не надейся от меня отделаться.

– Маккинни здорово психанет, если ты появишься на месте происшествия, Куп.

– Уже хотя бы поэтому хочется сделать все поперек. Ты говорил, что Бронкс мне понравится. Пока что мое знакомство с ним ограничивалось стадионом «Янки». Теперь у тебя есть возможность показать мне все достопримечательности.

Майк учился в Фордэмском университете. Он очень любил богатую историю этого района. Она началась, когда в семнадцатом веке Йонас Бронк, швед по происхождению, основал там ферму.

– Да, но я хотел бы выбрать другой повод…

– Думаю, на сегодня «Фактору преступления» придется изменить план показа. Доктор Ичико не сможет открыть тайну скелета в эфире. Давай взглянем, что стало с этим жадиной психологом. Куда едем?

– В ущелье.

Майк включил передачу и тронулся с места.

– Куда? – переспросила я.

– В ущелье реки Бронкс.

– Никогда не слышала о такой.

На дорогах было вечернее затишье, и мы по мосту Трайборо добрались до скоростной автострады. Я никогда не заезжала в эти места Бронкса.

– Ты бывала в ботанических садах?

– Только в детстве. – Я выросла в северном пригороде и помнила, как ходила в ботанические сады с мамой – весной, когда так восхитительно цвели розы, и во время цветения десятков видов орхидей. Она их так любила.

– Туда мы и едем. Ущелье находится на территории Ботанического сада. Фордэмский университетский городок – прямо через улицу.

– Я помню оранжереи…

– Никаких цветочных горшков, Куп. Это часть реки Бронкс. Ты знаешь, что это единственный пресный водоем во всем Нью-Йорке?

– А как же Гудзон? Или Ист-Ривер?

– Это всего лишь приливные устья, Куп. Внимательней надо быть к этому, что тебя окружает.

Почти всю дорогу Майк рассказывал о ранней истории этих мест. После их открытия Генри Гудзоном они попали под контроль Голландской Вест-Индской компании и получили название «Новые Нидерланды». Часто происходили жестокие столкновения поселенцев с индейскими племенами.

– В сороковых годах семнадцатого века тебя бы здесь завалили работой.

– И чем бы я занималась?

– Ты когда-нибудь слышала об Анне Хатчинсон?

– Пуритане выслали ее из Массачусетса. Она основала где-то здесь небольшую колонию, спасаясь от религиозной нетерпимости, – вспомнила я.

– Именно. Вождь Уомпейдж обиделся на то, что были убиты его люди, пришел в дом к Хатчинсон и всадил ей томагавк прямо в лоб. Потом снял скальп с нее и детей…

Когда мы подъезжали к речному парку Бронкса, я уже знала основные военные сражения в округе – от революционных укреплений у Королевского моста до Битвы при Пеллз-Пойнт.

Парк был уже закрыт. Майк показал свой значок, и полицейский отворил ворота. Он указал в южном направлении – там в полумиле нас ждали полицейская бригада и сотрудники парка.

Этот пустой темный парк совершенно не походил на мои детские воспоминания о прекрасных солнечных садах, наполненных яркими цветами. Вдоль дороги маячили фонари, по обеим сторонам тянулись заросли высоких деревьев, от которых разбегались пляшущие тени. Пространство, раскинувшееся перед нами, казалось жутким, зловещим.

Полмили тряски по извилистой дороге – и мы увидели Хэла Шермана. Он подошел к машине, чтобы помочь мне открыть дверь.

– Сомневаюсь, Чэпмен, что ты был бойскаутом, – его голос рокотал у меня над головой. – Но если ты хочешь, чтобы я тут задержался, будь добр, разыщи какие-нибудь палки и разведи огонь. Я замерз как цуцик…

– Это он? – спросил Майк, показывая на машину «скорой помощи» у обочины.

– Не слишком приятное зрелище.

Тронув меня рукой, Майк вышел из машины. «Скорая» была открыта сзади. Подойдя к медикам, он что-то сказал им, и те расстегнули мешок. Светя фонарем, Майк осмотрел голову и грудь. Потом вернулся.

– Он как будто провел десять раундов против Майка Тайсона, – сказал Чэпмен. – И кто сказал, что это самоубийство?

Хэл пожал плечами.

– Это точно был не грабеж, – проговорил он. – Он живет в Ривердейле. Между его домом и офисом в Виллидж предостаточно темных мест, чтобы расправиться с человеком. Можно, конечно, предположить, что есть какой-нибудь клуб «Белый медведь» и член этого клуба приволок нашего доктора сюда, чтобы окунуть в ледяную воду, а потом прикончить. Его жена говорит, что он всю ночь не смыкал глаз и рвал на себе волосы – переживал, что пресса критиковала его решение пойти на эту дурацкую передачу и выдать имя пациентки. Он, видимо, уже вознамерился понежиться в лучах славы. Но как только понял, какие профессиональные последствия может иметь этот дикий поступок, решил покончить с собой.

– Кто на него наткнулся?

– Мы ждем переводчика, – ответил Шерман. – Тот высокий, в хаки, – главный смотритель угодий. А двое рядом с ним, вьетнамцы, как раз вытащили труп из реки.

Я двинулась следом за Майком. Троица пряталась от ветра, стоя под соснами.

– Вы здесь главный?

– Меня зовут Синклер Фелпс, – ответил смотритель угодий. – Эти люди работают на меня.

Профиль Фелпса вырисовывался на фоне светлосерых скал, тянущихся вдоль берега реки. Смотритель был ростом около пяти футов одиннадцати дюймов – чуть ниже Майка. У него были густые длинные волосы, но с серебристым оттенком, который выдавал его возраст – пятьдесят с чем-то. Крючковатый орлиный нос придавал смотрителю строгий вид. Он постоянно работал на воздухе, отчего кожа на лице у него стала похожей на крокодилью.