Заявление - [2]

С приветом к вам

ваш дядя Петр.

Аленка, здравствуй!

Это опять я. Лежу в больнице, и делать мне нечего. Читать не хочется — вот и пишу. Как вы там живете? Как все наши девочки? Никто не вышел замуж?

Я тебе уже писала про Георгия. Он старше меня на десять лет. Очень нравится. Выше меня немного. Лоб лысый — волосы начинаются высоко. На макушке лысины нет. Ноги длинные. Мы с ним ходим в кино, в театр. Были один раз в ресторане, но там очень дорого стало. Как-то я была у него дома. Мы с ним выпили немного, потанцевали — с ним удобно танцевать, он удобный. Потом пришли соседи, и он выключил музыку. Пить я больше не захотела, а ушли от него поздно. Аленка, все тебе расскажу, когда увидимся, — он мне очень нравится. А что будет, не знаю. Обо всем дома поговорим, только вот не знаю, тороплюсь ли я сейчас домой.

Меня оперировал хирург — красивый дядечка. Приходил в палату два раза — смотрел меня. Говорит, что все будет в порядке. Я и сама знаю.

Мне надо обязательно выписаться к приезду Георгия. Доктор в палате у меня другой, женщина, Галина Васильевна. Уговорю ее, если даже температура немножко и поднимется. Я не всегда говорю им ее правильно. Очень надо, хочу выписаться.

Напиши мне обязательно про все, про все: как дела, с кем ты сейчас встречаешься, как сдаешь?

Всем от меня большой привет.

До свидания.

Твоя Марина.

Галина Васильевна сняла с головы свою хорошо открахмаленную шапочку и поставила ее на верхнюю полочку шкафа в ординаторской, чтобы и завтра она, эта шапочка — принадлежность и атрибут хирургического звания и положения — была такая же прямая, ровная и без складочек, стояла бы башенкой, подчеркивая уверенность и достоинство владелицы, одновременно и украшая внешность ее. Конечно, если при такой шапочке ходить, например, ссутулившись, то ось ее не будет перпендикулярна полу, а, напротив, будет несколько наклонена вперед и перестанет быть столь наглядным символом личного достоинства. С другой стороны, если такую шапочку сдвинуть чуть назад, да еще и наклонить ее, то при большой доброжелательности окружающих вся, посадка головы хозяйки с этим профессиональным украшением может вызвать в памяти головку Нефертити в ее колпаке, клобуке — шапочкой то, что венчает царицу, не назовешь.

Шапочка на хирурге может быть всякой, и к этому надо относиться серьезно. На женщине-хирурге шапочка должна быть хорошо отглажена и накрахмалена, тогда, даже при укрывании всей прически полностью, до последней волосинки, и голове и шапочке все равно можно придать любую форму, в зависимости от вкусов личных или требований начальства, его вкусов, в зависимости от внутренней заданности носителя убора.

Шапочка же хирургов мужчин чаще всего после рабочего дня складывается и находится в кармане халата. А наутро шапочка разглаживается уже на голове. Она может быть подогнута по краям, может башенкой стоять и увеличивать высоту, рост хирурга, может надеваться в виде военной пилотки или в виде испанской шапочки тридцатых годов, может сидеть прямо или чуть набекрень, словом, может быть очень много вариантов.

Шапочка же Галины Васильевны была ровная, высокая, без единой морщинки, чуть голубоватого цвета и одиноко ночью стояла на верхней полочке шкафчика, если хозяйка не дежурила, а покидала отделение для личной жизни в доме, магазинах да и… и все, пожалуй. Если на эту полочку кинуть что-нибудь еще, шапочка неминуемо помнется, и мужчины, которые обычно кидали свои вещи куда и как попало, относились с уважением к этому символу достоинства и красоты Галины Васильевны, помнили и никогда не оскверняли своей природной неаккуратностью ни полочку, ни гладкую голубую шапочку, когда та появлялась на своем законном месте, возвышаясь в самом верху шкафа.

Так вот, Галина Васильевна осторожно установила шапочку на полочку и повернулась к заведующей отделением:

— Зоя Александровна, я пойду? Я все сделала. А ты посмотри, пожалуйста, Ручкину в моей палате, первая слева. Она в общежитии живет. Я б ее еще подержала денек, но она настаивает, очень просит.

— Сколько дней?

— Завтра семь. Кровь нормальная. Температура вчера тридцать семь и два. Утром норма. Очень домой просится.

— Ладно. Посмотрю. Ты сейчас куда?

— В магазин сначала. Потом к приятельнице обещала заглянуть. Часа через два буду дома. А ты?

— Я поторчу здесь немного, посмотрю еще кое-кого из больных. У меня теннис сегодня. А уж в магазин после зайду.

У подъезда корпуса остановилась машина, из нее выскочил мужчина лет сорока с лишком, хлопнул дверцей и, не заперев ее, бросился прямо к Галине Васильевне, словно они встретились здесь не случайно, а заранее сговорившись.

— Доктор, бога ради, извините меня! Как удачно, что я вас все-таки успел застать…

— Кому удачно?

— Да. Конечно, конечно. Я понимаю… У вас планы, вы куда-то спешите… Видите ли, три недели назад из вашей палаты выписался больной, мой товарищ, Морев Тит Семенович. Помните?

— Помню. Прободная язва. Резекцию сделали. Ну и что? Он долго пролежал у нас. Уже ничего плохого быть не может. Не должно быть.

— Да, да. Наверное. У него вчера поднялась температура — тридцать семь и один, рвота была. Я просто спросить хотел — что бы это могло быть, а? Он ведь один лежит. Я к нему по-приятельски заехал.