Заяц с янтарными глазами: скрытое наследие - [14]

Шрифт
Интервал

принцессы Матильды, племянницы Бонапарта. Она живет неподалеку, в просторном особняке на рю де Курсель. Он записывает слухи о том, что ее видели в доме Шарля на рю де Монсо вместе с gratin, «сливками» аристократии, и что княгиня обрела в Шарле «вожатого и поводыря, ведущего ее по жизни». Незабываемый образ: грозная пожилая принцесса, вся в черном, монументально-величественная, почти как королева Виктория, — и этот молодой человек лет двадцати с небольшим, которому удалось стать для нее «поводырем» и направлять при помощи легчайших подсказок и намеков.

Шарль понемногу находит свое место в этом сложном и снобистском городе. Он начинает открывать такие места, где к его беседам относятся благожелательно, где его еврейское происхождение оказывается приемлемым или где на него хотя бы смотрят сквозь пальцы. Как молодой автор статей об искусстве, он каждый день наведывается в редакцию «Газетт де боз-ар» на рю Фавар, заглядывая по пути в шесть-семь салонов, добавляет всезнающий де Гонкур. От дома Эфрусси до редакции ровно двадцать пять минут быстрым шагом (у меня в то апрельское утро на это ушло сорок пять минут, — я выбрал темп фланера). Пожалуй, соображаю я, Шарль мог передвигаться и в экипаже: досадно, но тут я уже не в силах рассчитать время пути.

У «Газетт», этого Courrier Européen de l’art et de la curiosité[12], обложка канареечно-желтого цвета и титульный лист, изображающий живописное нагромождение ренессансных предметов искусства поверх классического надгробия. Венчает композицию Леонардо с его испепеляющим взором. За семь франков можно прочитать обзоры различных парижских выставок, состязавшихся между собой, Салона независимых (Exposition des Artistes Indépendants), официальных Салонов (стены увешаны картинами от пола до потолка), обзоры экспозиций в Трокадеро и Лувре. Это издание метко назвали «дорогим художественным журналом, какой лежал на столе у каждой знатной дамы раскрытым, но нечитанным», и, разумеется, пользовалось репутацией важной составляющей светской жизни, выступая одновременно и «Аполлоном», и «Миром интерьеров». В прекрасной овальной библиотеке в особняке Камондо, расположенном ниже по склону от особняка Эфрусси, переплетенными томами этого журнала уставлены целые шкафы.

Здесь, в редакции «Газетт», встречаются другие писатели и художники, и здесь же размещается лучшая в Париже художественная библиотека, сюда поступают периодические издания со всей Европы и всевозможные каталоги выставок. Это — закрытый художественный клуб, место, где делятся новостями и сплетнями о том, какой художник над каким заказом работает и кто впал в немилость у коллекционеров или кураторов Салона. Здесь всегда людно. «Газетт» выходит ежемесячно, так что работа кипит. Здесь же и решается, кто о чем будет писать, заказываются гравюры и иллюстрации. Бывая здесь ежедневно и присутствуя при обсуждениях, можно узнать очень многое.

Когда Шарль, вернувшись в Париж после своего опустошительного набега на лавки итальянских антикваров, начинает писать для «Газетт», то предметами его внимания становятся роскошные гравюры, выполненные по картинам того времени, предметы искусства, упоминаемые в научных обозрениях, и главные произведения Салона в репродукциях. Я наугад раскрываю выпуск 1878 года. Среди прочего, там помещены статьи об испанских гобеленах, об архаической греческой скульптуре, об архитектуре Марсова поля и о Гюставе Курбе — и все эти статьи, разумеется, сопровождаются иллюстрациями, перемежающимися защитными тканевыми листками-прокладками. Это идеальный журнал для начинающего молодого критика, визитная карточка, открывающая ему доступ в те места, где общество пересекается с искусством.

Я разыскиваю следы этих пересечений, прорубая себе путь сквозь лес светских новостей в парижских газетах 70-х годов. Я принимаюсь за эту задачу, видя в ней необходимую расчистку подлеска, но — странное дело — это оказывается довольно увлекательным делом, и я испытываю облегчение после недавних упрямых попыток перечитать все до одного обозрения, написанные Шарлем. Тут — те же запутанные перечни встреч и гостей, подробные описания того, кто явился, кто во что был одет, и каждый список имен пересыпан множеством презрительных замечаний и тонких суждений.

Меня особенно притягивают перечни свадебных подарков на великосветских свадьбах, и, убеждая себя, что все это — отличный повод для исследования культуры дарения, я трачу поразительно много времени, пытаясь разобраться в том, кто проявляет чрезмерную щедрость, кто оказывается скрягой, а кто откровенно скучен. На одной великосветской свадьбе в 1874 году моя прапрабабушка дарит новобрачным набор золотых блюд в форме морских раковин. Вульгарный подарок, думаю я, и за ним ничего не стоит.

И вот, читая обо всех этих парижских балах и музыкальных вечерах, о салонах и приемах, я начинаю встречать упоминания о троих братьях. Они держатся вместе: господа Эфрусси показываются в ложе Оперы на премьере, на похоронах, на приемах у князя Икс, у графини Игрек. В Париж нанес визит русский царь, и они приветствовали его как выдающиеся граждане Российской империи. Они устраивают совместные приемы. Удостаиваются внимания «великолепные ужины, где они сообща принимают гостей». Их, наряду с другими


Рекомендуем почитать
Слоны могут играть в футбол

Может ли обычная командировка в провинциальный город перевернуть жизнь человека из мегаполиса? Именно так произошло с героем повести Михаила Сегала Дмитрием, который уже давно живет в Москве, работает на руководящей должности в международной компании и тщательно оберегает личные границы. Но за внешне благополучной и предсказуемой жизнью сквозит холодок кафкианского абсурда, от которого Дмитрий пытается защититься повседневными ритуалами и образом солидного человека. Неожиданное знакомство с молодой девушкой, дочерью бывшего однокурсника вовлекает его в опасное пространство чувств, к которым он не был готов.


Плановый апокалипсис

В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".


Похвала сладострастию

Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».


Брошенная лодка

«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…


Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.