#заяц_прозаек - [9]

Когда Бекки увидела голубую дыру у них над головой, измазанное глиной, осунувшееся, измученное лицо ее на миг осветилось радостью.

Потом она скользнула взглядом по отвесной стене и все поняла.

Сев на землю, Бекки сказала:

— Мы будем кричать и нас кто-нибудь услышит. А даже если нет, Том, мы все время будем видеть небо. Все время, до самого конца.

— У нас совсем мало времени, Бекки.

Я попрошу тебя сейчас о чем-то очень важном. Поклянись мне, что ты сделаешь, как я прошу.

Том торопливо перебирал в уме, чем она может поклясться, чтоб было наверняка.

— Поклянись своей бессмертной душой.

— Клясться — грешно, Том. Ты же помнишь: «…говорю вам: не клянись вовсе: ни небом, потому что оно престол Божий; ни землею, потому что она подножие ног Его; ни Иерусалимом, потому что он город великого Царя; ни головою твоею не клянись, потому что не можешь ни одного волоса сделать белым или черным».

— Ты хорошая ученица, Бекки, сказал Том, заправив ей измазанный глиной, влажный локон за ухо. — Даже сейчас ты помнишь выученный урок. Там же было продолжение.

— «Но да будет слово ваше: да, да; нет, нет; а что сверх этого, то от лукавого».

— Пожалуйста, пообещай мне сделать все, как я прошу. От этого зависит наша с тобой жизнь. И жизнь, и судьба многих…, Том на миг запнулся, но продолжил твердо: — многих людей. Бекки, да будет слово твое да, да. Ну же, Бекки…

— Ладно, Том, — устало согласилась Бекки. — Какая уже разница…

— Бекки. Сейчас ты закроешь глаза. И не будешь открывать их, что бы ни случилось. Слышишь. Чтоб бы ни случилось, Бекки. Как бы тебе ни было непонятно и страшно. Пока я не скажу тебе: открывай.

Бекки смотрела на него очень серьезно, а потом медленно кивнула, закусив губу.

— Да будет слово мое да, да.

И зажмурилась.

* * *

Фташш снял одежду, тревожно поглядывая на Бекки, потом нащупал под волосами крохотную кнопку и зифрасс почти беззвучно сполз с него на землю. Фташш снова оделся и сунул зифрасс в карман штанов: скомканный, он занимает совсем мало места.

Подойдя к стене, Фташш примерился, ухватившись рукой за неприметный выступ, проверяя крепко ли держат его вес присоски пальцев. Подтянулся, уцепился за поверхность камня присосками на ногах и пополз вверх. Лезть было нелегко, а когда он долез почти до середины стены, снизу донесся жалобный голос Бекки:

— Том! Том, где ты? Мне страшно!

Фташш посмотрел вниз. Лицо Бекки, обращенное наверх, к свету, белело в сумраке пещеры. Но глаза ее были по-прежнему зажмурены.

Фташш подумал: «Половину пути я уже разведал. Возвращаюсь. Тем более, что все-таки надо беречь силы».

Спрыгнув вниз, Фташш приподнял Бекки за локти, поставив ее на ноги, и велел ей крепко обвить его руками и ногами со спины. И держаться изо всех сил.

— Я знаю, что ты устала. Но даже если ангелы небесные затрубят тебе прямо в уши, держись крепко.

Только бы она не коснулась его чешуйчатой кожи…

Он успел подняться метра на два, как руки Бекки задрожали.

— Том, я не могу! — успела она крикнуть ему в ухо.

И сорвалась вниз.

Бекки упала навзничь. Глаза ее были закрыты по-прежнему, но теперь уже от того, что Бекки потеряла сознание. Фташш в ужасе, забыв обо всех предосторожностях, склонился над ней, он тряс ее за плечи и умолял посмотреть на него, и в этот момент Бекки, застонав, открыла глаза.

— Да-да. Нет-нет, — пробормотала она.

Бекки смотрела на серое, чешуйчатое лицо Фташша, на его янтарные глаза с поперечным зрачком, на лысый череп, на котором только-только начал пробиваться взрослый гребень. Смотрела без всякого выражения, и Фташш подумал, что она не в себе.

— Так, — сказала Бекки, садясь. — Понятно.

Фташш обескуражено молчал. Он был рад, что Бекки жива, но в голове его проносились тысячи панических мыслей. Она его увидела. И она не кричит от ужаса.

— Том, я слишком устала. И я слишком тяжелая. У нас нет выхода. Дай мне нож и отвернись, прошу тебя. Не надо тебе на это смотреть.

Фташш машинально послушался и повернулся лицом к стене. Сзади раздался тихий шорох.

— Можно, — сказала она.

Юбки Бекки, ее ботинки, чулки лежали грудой. А перед Фташшем стояла…

Это было похоже на голубое опалесцирующее желе. Внутри него клубились какие-то искры, синие мутные спирали то закручивались в глубине, то растворялись. Форма этого немного менялась, оно то становилось цилиндром — небольшим, всего по колено Фташшу, то оплывало по краям, превращаясь в шар, и снова вытягивалось.

Откуда-то изнутри этого голубого раздался голос Бекки. Такой родной. Такой знакомый.

— И как тебя зовут на самом деле?

— Фташш, — ответил Фташш. — А тебя?

— Тебе не произнести.

Через десять минут они уже были наверху.

Фташшу пришлось надеть на себя блузку и юбку своей спутницы поверх штанов («Мне же надо будет одеться потом», — пояснила она).

Фташш поместил ее за пазуху, весила она не больше кошки, а на ощупь была гладкая и теплая.

И вот теперь они стояли над рекой, на высоком уступе, освещенном закатным солнцем, и молчали. Потом, отвернувшись друг от друга, они снова стали Томом и Бекки. Не сговариваясь, они сели на землю, соприкасаясь плечами.

Том щурился на блики, мерцающие на воде, и сердито думал: «Это все равно Бекки. Какая разница, как она выглядит».