Завтрашняя жертва - [5]

Шрифт
Интервал

Антуан(с горячностью). Жанна, я вам скажу, что за этим стоит на самом деле. Для вас Ноэль — уже мертвец, не более… даже не тот, кто ушел из жизни, но кого постоянно ощущаешь рядом, с кем продолжаешь общение — а отсутствующий «третий», о ком задаются вопросы, высказываются суждения.

Жанна. «Третий»… когда мое сердце полно им, когда у меня нет иного желания, кроме как слить с его душой свою! О! Как вы несправедливы… Если бы вам довелось прочесть (указывает рукой на камин) эти уничтоженные огнем письма, может быть, вы бы скорее меня поняли и не позволили себе кощунства. (Она готова разрыдаться.)

Антуан. Простите…

Жанна. Нет, в вас нет ко мне жалости. Не притворяйтесь. И потом, моя ли вина, что я обладаю столь страшным преимуществом…

Антуан. Только что казалось, что вся ваша воля страстно устремлена на то, чтобы все предвидеть и приготовиться к худшему, — а сейчас вы говорите о каком-то фатальном свойстве вашей натуры.

Жанна. Воля и фатальность — это одно и то же. Антуан, что станется со мной, когда у меня не будет никого, кроме вас, — если вы меня не понимаете… Очевидно, исток моего бесконечного доверия к вам — в вашей загубленной жизни. Те, кто все потерял, наделены особой способностью понимать, присущей только им. По крайней мере, мне так казалось. Видимо, я ошиблась — раз вы меня обвиняете.


>Те же и Моника.


Моника. Жанна, я сейчас вернусь с детьми.

Жанна. Пойду взгляну, как они там. (Выходит.)


>Моника вопросительно смотрит на брата.


Антуан(вполголоса). Жанна очень тревожит меня.

Моника. Вы все это время проговорили?..

Антуан. Наш разговор был прерван визитом Розины.

Моника. И что она рассказывала?

Антуан. Я не способен это передать. Вот уж действительно сорока…

Моника. Антуан, отчего Жанна рвет письма Ноэля? Какая жена могла бы так поступать? В какие-то минуты я убеждаюсь в правильности моих первых впечатлений о ней, восемь лет назад… и меня мучает вопрос…

Антуан. Не продолжай. Ты ведь никогда не была справедлива к Жанне.

Моника. Она думает только о себе.

Антуан. Она страдает.

Моника. Эгоистически.

Антуан. Страдать — это уже немало. Посмотри вокруг — как легко многие ко всему относятся и как быстро утешаются.

Моника. Часто требуется хоть малая толика внимания к другим, а у нее этого нет совершенно. Внимания по отношению к маме, и даже — к Ноэлю. Ну, взять хотя бы какие-то мелочи, которыми его можно порадовать: ведь об этом всегда думаем только мы с мамой. Он просил вязаные фуфайки для своих людей — сделала она хоть что-нибудь?.. Даже ее отношение к детям оставляет желать лучшего. Она почти не занимается ими: за столом, глядишь, один оставляет еду на тарелке, другой ест неопрятно…

Антуан. Моника, милая, это все мелочи. Чтобы понять Жанну, нужно представить себе тех несчастных, у которых все, вся их жизнь словно сконцентрировалась вокруг надвигающихся бед, тяжких недугов.

Моника. Тебе кажется, что она больна?

Антуан. Есть нравственные недуги… Между телом и душой существует почти полная аналогия. С душой, которой не хватает пищи, может случиться что угодно.

Моника. Ты слишком терпелив, слишком добр, как всегда.

Антуан. С ней я только что разговаривал иначе, но думаю, что был не прав. Достаточно тебе начать ее обвинять, как я ощущаю прилив невероятной жалости к ней.

Моника. Не знаю, у меня ее рассуждения не вызывают сочувствия.

Антуан. Те, кто постоянно говорят о своих страданиях, — они, по-моему, и есть самые уязвимые.

Моника. Когда я страдаю, я не рассуждаю по этому поводу… Но верно, Жанна всегда была спорщицей. Помнишь, как в первые месяцы своего замужества она доводила до отчаяния нашего бедного папу. Очень хотелось бы знать, какова она с Ноэлем, когда они остаются наедине.

Антуан. До чего же ты, однако…

Моника. Нежна ли она с ним, по крайней мере? А ее письма… мне кажется, они такие короткие.

Антуан. Ну ладно, довольно.

Моника. Кстати, по-моему, ты и сам в глубине души не вполне ей доверяешь. Ты хотя бы поделился с ней своими планами?

Антуан. При чем здесь это?

Моника. Вы оставались одни, был такой удобный случай, и ты ничего не сказал!

Антуан. Подожди, я еще не принял окончательного решения.

Моника. Меня поражает, что ты все еще колеблешься. Девушка влюблена, это для тебя единственный шанс устроить заново свою жизнь.

Антуан. Бывают минуты, когда я чувствую себя таким старым…

Моника. Что за глупости!

Антуан. Мадемуазель Гребо — совсем дитя.

Моника. Вчера у тебя был вид человека, полностью решившегося; не понимаю, как можно быть таким непостоянным в своих намерениях.

Антуан. Что поделаешь…

Моника. Я поневоле задаюсь вопросом, не вызваны ли твои колебания разговором с Жанной…

Антуан. Но, повторяю, она ведь ничего не знает! Впрочем, признаюсь, что два-три слова, сказанных ею, смутили меня.

Моника. Вот видишь!

Антуан. Ей и в голову не приходит, что я могу думать об устройстве своей жизни заново.

Моника. Вечно — этот чудовищный эгоизм; говорю тебе, она думает только о себе.

Антуан. Нет, Моника, возможно, здесь совсем другое… И потом, она видит, что я нездоров, не годен к военной службе…

Моника. Брось. Ты мобилизован — здесь, в тылу, но мобилизован.

Антуан (продолжая свою мысль).


Еще от автора Габриэль Марсель
Семья Жорданов

Габриэль Марсель широко известен в России как философ-экзистенциалист, предтеча Ж. П. Сартра, современник М. Хайдеггера. Между тем Марсель — выдающийся драматург. Его пьесы переведены на многие языки, ставились, помимо Франции, в ФРГ, Италии, Канаде и других странах.В настоящем сборнике впервые на русском языке публикуются избранные произведения из драматургического наследия Марселя. Пьесы, представленные здесь, написаны в годы первой мировой войны и непосредственно после ее окончания. Вовлеченность в гущу трагических событий характерна для всего творчества Марселя.


Быть и иметь

Работа Габриэля Марселя "Быть и иметь" переведена на русский язык впервые. Это сравнительно небольшое по объему произведение включает в себя записи 1928–1933 годов, объединенные под названием "Метафизический дневник", и резюмирующий их "Очерк феноменологии обладания".Название работы — "Быть и иметь" — раскрывает сущность онтологического выбора, перед которым поставлена личность. Она может подняться к аутентичному бытию, реализовав тем самым, свою единственную и фундаментальную свободу. Но бытие трансцендентно по отношению к миру субъект-объектного разделения, который Марсель называет миром обладания.


Пылающий алтарь

Габриэль Марсель широко известен в России как философ-экзистенциалист, предтеча Ж. П. Сартра, современник М. Хайдеггера. Между тем Марсель — выдающийся драматург. Его пьесы переведены на многие языки, ставились, помимо Франции, в ФРГ, Италии, Канаде и других странах.В настоящем сборнике впервые на русском языке публикуются избранные произведения из драматургического наследия Марселя. Пьесы, представленные здесь, написаны в годы первой мировой войны и непосредственно после ее окончания. Вовлеченность в гущу трагических событий характерна для всего творчества Марселя.


Пьесы

Габриэль Марсель широко известен в России как философ-экзистенциалист, предтеча Ж. П. Сартра, современник М. Хайдеггера. Между тем Марсель — выдающийся драматург. Его пьесы переведены на многие языки, ставились, помимо Франции, в ФРГ, Италии, Канаде и других странах.В настоящем сборнике впервые на русском языке публикуются избранные произведения из драматургического наследия Марселя. Пьесы, представленные здесь, написаны в годы первой мировой войны и непосредственно после ее окончания. Вовлеченность в гущу трагических событий характерна для всего творчества Марселя.


Человек праведный

Габриэль Марсель широко известен в России как философ-экзистенциалист, предтеча Ж. П. Сартра, современник М. Хайдеггера. Между тем Марсель — выдающийся драматург. Его пьесы переведены на многие языки, ставились, помимо Франции, в ФРГ, Италии, Канаде и других странах.В настоящем сборнике впервые на русском языке публикуются избранные произведения из драматургического наследия Марселя. Пьесы, представленные здесь, написаны в годы первой мировой войны и непосредственно после ее окончания. Вовлеченность в гущу трагических событий характерна для всего творчества Марселя.