Завтрашняя запись - [3]

Лал вернулся к наблюдению за игрой, потягивая вино, но есть ему вдруг расхотелось. Краем глаза он видел, как Фред что-то говорит женщине в алом наряде. Она стала с ним спорить, но тут аккуратно вмешался вышибала. Ее протесты стали менее решительны, потом она встала и вышла, упрямо расправив плечи под яркой тканью.

Лал побродил в толпе в центре «Перекрестка», поставил небольшую сумму на «Колесе», выпил еще рюмку вина и взял карту у стола, где играли в «Мошенника». В должный момент он забрал свой выигрыш и направился домой.

Но едва он сошел с ярко освещенной пешеполосы и шагнул на эскалатор, ведущий вниз, как почувствовал, что эта женщина идет с ним рядом, и услышал молодой твердый голос:

— Здравствуй, Анджелалти Кристефион!

Он не ускорил шага и не замедлил его, не повернул головы и будто вообще не услышал ее слов.

— Я — Корбиньи Фазтерот, — заговорила она поспешно, не отставая от него ни на шаг. — Я понимаю, что мое поведение недопустимо, но необходимость велика, и я прошу прощения за вынужденное нарушение официальности. Мои комнаты близко, и если бы ты согласился сделать всего несколько шагов в сторону…

Он продолжал идти тем же темпом. Внимание ее голосу он уделял не больше, чем мог бы шороху ветра в камышах.

— Мы же родня! — воскликнула она, и крик прозвучал резким диссонансом в тишине эскалатора. — У нас один Корабль и один Капитан! Ты должен меня выслушать — хотя бы из вежливости…

Ее рука легла ему на локоть — и тогда он остановился и в полумраке повернулся к ней, с полуденной ясностью увидел космический загар лица, огромные чувствительные к свету глаза, короткие бледные волосы и высокое грациозное тело. Он ощутил силу ее пальцев и резко высвободил руку.

— Я с вами не знаком, — холодно сказал он, — и не знаю вашего родственника. Я — Лал сер Эдрет, и у меня нет родни, и никто мне не приказывает с тех пор, как умер учитель. Вам же следует соблюдать приличия, юная дама, и не хватать в темноте за руки незнакомых мужчин. В противном случае вы можете сильно получить сдачи — или оказаться в Синем Доме.

— Ты — Анджелалти Кристефион. — Она говорила тихо но с торжествующей уверенностью. — Ты сын Капитана Mapджелы Кристефион с Корабля «Зеленодол». В тебе гены Экипажа, ты — Капитан Предназначенный, который теперь стал Капитаном Истинным. Корабль в опасности, и ты предсказан Завтрашней Записью…

— А ты, — почти рявкнул он, — сумасшедшая! Иди прочь, безумная, и да сговорятся все боги, чтобы помочь тебе пережить эту ночь!

С этими словами он повернулся, побежал к сходу с эскалатора, оттуда окольными путями отправился домой, используя все свое умение, чтобы оторваться от нее. Когда он наконец добрался до квартала Дживлон, то долго стоял у поворота, напрягая слух и глаза, видящие в темноте.

Убедившись в конце концов, что она его не преследует, он вошел в дом, направился прямо к бару и налил себе бренди.

Глава четвертая

Его звали Анджелалти Кристефион, ему было девять лет, его мать умерла, а дядя Индемион его ненавидел.

Дядя не скупился ни на оплеухи, ни на злые слова об ущербных генах, потому что его мать сошлась не с мужчиной из Экипажа, а с планетником — и восторгалась тощим полуслепым мальчишкой, которого породил этот союз к холодному отвращению ее брата.

Оплеухи было тяжело переносить, но злые слова еще тяжелее, особенно слова о матери, вызывавшие у ребенка слезы и едкую горечь в сердце. Эта горечь росла, и однажды мальчишка схватил свой детский нож и бросился на мужчину, к удивлению обоих ранив его до крови — таким сильным и целеустремленным было его нападение.

В тот раз его побили очень сильно.

Вскоре после этого его дядя взял его на Пронгдил и привел в мерзкую таверну, затерявшуюся среди жалкой припортовой ярмарки. Дядина рука зверски сжимала ему плечо. Когда они вошли, шум смолк, потом взорвался гулом голосов:

— Эй, Олби, посмотри-ка! Картинка «отец и сын»!

— Полколеса за малыша, вид у него свеженький!

— Свеженький? Бьюсь об заклад, нетронутый! Полное колесо за девственника!

— Можно подумать, ты знаешь, что с ним делать! Смотри, ротик какой красивый!

Последняя фраза вызвала смех, и он почувствовал, как лицо у него краснеет, хоть сам и не знал почему. Тут дядя грубо дернул его, и он остановился.

Сидевшая за столом женщина рассмотрела его с ног до головы, потом перевела взгляд на дядю, поднимая брови.

— Для двенадцати лет он что-то маловат.

— У него отец был таким, госпожа. Ребенок пошел в него.

— Ясно. — Она подняла рюмку, выпила и аккуратно отставила ее в сторону, поманив его плоским пальцам. — Иди сюда, мальчик.

Дядя толкнул его вперед и отпустил. Анджелалти медлил, не желая подходить к этой женщине, почти готовый броситься бежать через эту шумную толпу…

— А-га! — Женщина вытянула руку и подтащила его ближе. — Он думает, что я могу ему не понравиться. А что вы ему не нравитесь, он знает наверняка.

Ее пальцы на его руке не были ни жестоки, ни ласковы. Пальцы, приподнявшие его лицо к слабому свету и погладившие щеки, оказались теплыми и ловкими.

— Как твое имя, мальчик?

— Его зовут Анджелалти, — поспешно сказал его дядя и женщина раздраженно сверкнула на него взглядом.