Завтра я стану тобой - [54]

Василенко подавала информацию с таким колоритом и самозабвением, что мне почти удалось учуять запах разложения. Она всегда обсасывала чужие несчастья до косточек. Неважно, кому в окно прилетал камень – местному фонарщику или члену Совета – Василенко непременно об этом знала. И бралась рассуждать о его цвете, форме и размере. И о звуке, с которым он разбил стекло.

– Сейчас не похоже на то, что он терпит убытки, – отметила я назло.

– Наглецам везёт, – проговорила Василенко с неожиданным негодованием. – Он просто умеет прибирать к рукам чужие деньги.

Для приличия я улыбнулась и кивнула. Злорадствовать над прошлыми бедами старшего господина мне совершенно не хотелось. Более того: вчера он показался мне неплохим человеком. Пусть издали, но всё же.

Василенко довольно блеснула глазами и, тряхнув светло-зелёной юбкой, торчащей из-под униформы, вышла. И только после того, как за ней захлопнулась дверь, я осмелилась скорчить недовольную гримасу.

– Стерва, – заключил Шири.

– Ещё какая, – согласилась я. – Лазовски и то приятнее. По крайней мере, говорит всё в лицо.

Медленно разогнув затёкшие ноги, я встала. Подошла к окну и зажмурилась от солнечного света. Куст жасмина бил в стекло растопыренными пальцами веток. Дорожка перед парадным входом пустовала. Посетителей сегодня оказалось немного, и после восьми принятых занемогших выдалось долгожданное окно. Но даже хорошее стечение обстоятельств не спасало от тягостных мыслей.

Сегодня после работы я не вернусь домой. Тяжело признать, но я никогда больше туда не вернусь. Теперь я – бесправная скиталица, мечущаяся от места к месту, последней обителью которой – телом – пытается завладеть странная слепая девочка. У меня не остаётся даже самой себя. У меня много вопросов и мало ответов. И крах по всем фронтам. Такой, что в пору к Покровителям уходить.

Вот только не примут. Место самоубийц – в обители Разрушителей.

– Не ведитесь, – произнёс Шири за моей спиной. – Всё образуется. А она ещё своим ядом захлебнётся.

– Непременно, – его слова порождали лишь призрачные надежды, но больше рассчитывать было не на что. Вера в лучшее – единственное, чем я могла себя побаловать. – Пока никого нет, стоит заняться оформлением документов. Найди-ка в регистратуре карту младшего Морино. Я должна зафиксировать вчерашний протокол воздействия.

– Мне казалось, вы вчера его оформили, – Шири встрепенулся.

– Не успела, – отвернулась, чтобы он не заметил, что я покраснела. – Лечение было долгим и сложным.

– Имя?

– Линсен, – сказала я, не оборачиваясь. – Линсен Морино.

Шири сработал оперативно. Через десять минут карта Линсена уже лежала на моём столе. Попутали же меня вчера Разрушители сдать её обратно в регистратуру: могла бы и заглянуть, почитать, полюбопытствовать. Но кто в тот момент знал, что мы с ним ещё встретимся, причём таким странным образом?

Непредсказуемы дороги, что вытоптали для нас Покровители. Если бы ещё сутки назад мне сказали, что Линсен Морино станет моим спасителем, это вызвало бы у меня лишь нездоровый смех безумца. Теперь же я называю его по имени. И на «ты». И верю ему. Пока.

Провела пальцами по обложке. Шершавый картон, ничего особенного. Две наклейки в уголке. Оранжевая, с жирной единицей – указывающая на страдающего лёгкой степенью гипертонии. И ярко-алая, зловещая, похожая на свежую каплю крови. Такую помощники клеили на карты особых занемогших: скандальных, странных и требующих индивидуального подхода. Чтобы, получив на руки карту, жрица сразу знала, с кем имеет дело.

Подковырнула наклейку ногтём. Странно, что вчера я не обратила внимания на алую маркировку. Вот что значит утомление и стресс.

Карта не была толстой: на десяток обращений максимум. Первая запись была датирована шестью циклами ранее. Пролистав протоколы осмотров, я не обнаружила ничего, кроме типичных жалоб начинающего гипертоника. Пожалуй, лишь один нюанс сбивал с толку. Каждую запись сопровождала ремарка: «Прослушивание провести невозможно, из-за отказа занемогшего снимать одежду». Никогда бы не подумала, что Линсен стеснителен до подобных заморочек!

Недоверие снова напомнило о себе. Подняло голову, скользнуло по лопаткам и обвило шею, как змея. Зашипело над ухом, выпустив язык. Когда Линсен показывал мне рану на бедре, он не стеснялся!

Картины вчерашнего вечера неожиданно пошли чёрными трещинами, а светлые эмоции – полетели пеплом по ветру. Человек, что помог мне, совсем не такой, каким я его запомнила. Настоящий Линсен, наверняка, больше похож на заносчивого недоумка, которого я встретила в процедурной. Догадка была горячей и саднящей, она выжигала сердце и царапала душу.

Но почему он притворяется? Зачем весь этот спектакль?

Зачем ему я?

Перелистала потрёпанные странички карты, пытаясь найти ответы. Но ничего нового не обнаружила. Завершал карту мой вчерашний протокол воздействия. Безупречно оформленный, между прочим. Вот и всё. Никаких намёков на причины сверхскорого заживления ран.

– Шири, – поинтересовалась я. – У тебя быстро заживают мелкие раны?

– Почти моментально, – отозвался помощник. – Точно знаю одно: перерезать себе вены я не смогу.