Завтра вновь и вновь - [58]

«Как только вы меня увидите, отключите связь», – пишет она.

Келли сидит на скамейке в парке. Она по-прежнему в золотой краске, позолота сверкает на солнце, но теперь прикрыта шерстяным пальто. Некоторые туристы хотят с ней сфотографироваться, и она неуверенно улыбается, но разрешает. Я отключаю связь.

– Простите за то, что я там устроил, – говорю я.

Келли поднимается со скамейки. Она почти с меня ростом, но тоньше. Она прикуривает сигарету и приглашает меня пройтись к воде. Мы не разговариваем, и я замечаю, что на нее все оглядываются – она в любом случае привлекла бы внимание, но в позолоте выглядит инопланетным существом среди низшей расы. Большинство не пялится слишком откровенно, хотя некоторые просто пожирают ее глазами, вероятно, записывают глазными камерами.

В платных стримах вроде «Сладкие красотки» или «Настоящие девчонки» полно видеозаписей такого рода, когда женщин снимают против их воли и предлагают через Начинку мужчинам. У воды Келли затягивается сигаретой, а я глазею на мост Золотые ворота прямо над нами, протянувшийся к далеким холмам, дивлюсь его размерам и пытаюсь понять, как люди в другом столетии сумели построить подобное сооружение.

– Его зовут не Болван, – говорит она.

– Я не знаю его имени. Ничего о нем не знаю.

– Вот и хорошо. Тогда назовем его Болван. Я работаю на него в частном порядке, в обход бухгалтерии, – признается она. – Если об этом узнают в агентстве, меня вышвырнут, а я не могу этого допустить. Они владеют моим образом. Работа на Болвана – совсем другое дело.

– Понимаю. Мне не стоило на вас напирать. Нужно было сразу сказать, чего я хочу.

– Ладно, проехали, – говорит Келли. – Если бы вы сразу признались, чего хотите, я бы послала вас куда подальше. А теперь мы стоим здесь вдвоем. Если вы связаны с Гаврилом, если это правда…

– Он мой двоюродный брат. Сам я не имею отношения к моде и фотографии.

– Я не хочу говорить с вами здесь. Чтобы кто-нибудь из агентства не распустил слухи о том, кто вы такой. Я хочу, чтобы они забыли слово «Болван» и все случившееся днем. Я серьезно – если просочится хоть слово, что я работаю в обход агентства, моей карьере конец. Мне и без того осталась всего пара лет, пока меня не сменят девчонки помоложе, так что приходится цепляться за работу. Я не должна все испортить.

– Я не хотел вас подставлять.

Келли затягивается в последний раз и гасит сигарету, спрятав бычок на потом.

– Ладно, хватит об этом, – говорит она. – Вот как вы должны поступить. Сейчас мы разойдемся. Скажите моему агенту, что вы со мной встретились и я вам понравилась, я выгляжу потрясно и вы хотите меня нанять, но вернетесь позже.

– Это я могу.

– А что касается нас с вами, сведите меня с Гаврилом. Пусть он заключит контракт с моим агентством. Если я рискну своей работой с Болваном, мне нужно что-то взамен, что-то получше. И Гаврил мне это даст. Если контракт будет подписан, я вам звякну, чтобы вы пригласили меня на ужин. Тогда и поговорим. Лады? Я звякну…

Мне не хочется смотреть ей вслед и хочется верить, что я снова ее увижу и все от нее узнаю. Я гляжу на воду, на разбивающиеся о камень волны, на детей, со смехом убегающих от белой морской пены. Я оставляю сообщение для администратора «Нирваны», как велела мне Келли, – что мне она понравилась, я заинтересован и свяжусь с ними позже. Пытаюсь дозвониться Гаврилу, но он не отвечает, и я пишу ему имейл с рассказом обо всем.

Беру на ужин чикен-макнаггетс и смотрю нескончаемый «Звездный крейсер “Галактика”» по телевизору, а потом оплачиваю несколько минут спутниковой связи, чтобы проверить свой аккаунт.

Гаврил ответил на мой имейл: «Любовь – это навязчивое желание быть навязчиво желанным».

7 марта

Келли говорит, что сначала должна завершить кое-какие дела. Она хочет встретиться на Джексон-сквер, я выхожу пораньше и коротаю время в книжном «Огни большого города». В тени на тротуаре воображение рисует стихи Ферлингетти[21]. Полы с черно-белыми плитками, несколько залов с книгами на деревянных полках. Такие места редко встречаются. Поход сюда – как паломничество. Стены увешаны постерами с прославленными гениями, среди них и Гинзберг[22] с безумным взглядом и вымазанными в чернилах руками. Гинзберг, чьи стихи я когда-то выучил наизусть и декламировал в два или три часа ночи на пустых улицах Питтсбурга. Тогда я был подростком, и мне нравилось ощущать эти слова на языке, нравилось его шокирующее и яркое воображение.

С тех пор прошло много времени, но я беру с полки «Вопль и другие стихи». Здесь продаются такие книги, которые никогда не рекламируются в Начинке, никогда не попадают в список бестселлеров, а отдел маркетинга не продвигает их в ток-шоу или в книжных приложениях – европейские романисты, диссиденты, известные авторы, пропавшие с радаров в последнее десятилетие, вроде Дж. Константина, Пикарда или Люсиль Хэш; новое издание избранных работ Боба Дилана или новый перевод «Беовульфа». Я набираю кучу книг и выжимаю из кредитки еще несколько тысяч плюс к уже потраченным на поездку, но оно того стоит, хотя бы чтобы подержать все эти книги в руках. Кассирша интересуется, всю ли секцию поэзии я скупил, и я смеюсь.