Завтра ты умрешь - [22]

«Неужели мы никогда больше не увидимся? – подумала она, переставая ощущать границы собственного усталого тела. Оно как будто растворялось в темном сладком сиропе. – Не может быть, не верю…» Потом Наталья вдруг увидела Михаила Юрьевича. Стоя у постели и гневно жестикулируя, тот чего-то от нее добивался, и она уснула, едва успев понять, что уже видит сон.

Глава 4

Лучи солнца медленно подкрадывались к постели, на которой разметалась уснувшая одетой женщина. Они соскользнули по стене, проползли по сверкающему ламинату, запнулись о сброшенную на пол подушку и наконец вскарабкались по свисающему краю простыни и легли на лицо спящей. Та недовольно оттопырила губы и слабо застонала, пытаясь поднять отяжелевшие от сна веки. Наконец ей удалось открыть глаза. Наталья с минуту смотрела в потолок, потом приподнялась на локте и обнаружила, что спала в одежде.

– Этого не хватало, – проворчала она, спуская ноги на пол. – А голова, голова как болит…

Раздеваясь на ходу и бросая одежду на пол, она прошла в ванную комнату, стиснув зубы, встала под прохладный душ и стояла в кабинке, подставив лицо под сильные струи воды и гортанно покрикивая, до тех пор пока не ощутила себя полностью обновленной. Высушив и с трудом расчесав спутанные волосы, она уложила их просто в хвост, отказавшись на этот раз от накладных прядей. В это утро Наталья обошлась почти без макияжа, зато без утреннего коктейля обойтись не смогла. Мешая апельсиновый сок с водкой, бросая в бокал кубики льда, она все время прислушивалась – не раздастся ли какой-нибудь звук за стеной? Там стояла мертвая тишина, из чего женщина сделала заключение – беглую хозяйку еще не поймали. Она взглянула на часы – обе стрелки приближались к двенадцати. «А если ее перехватили на дороге и увезли прямо в больницу?»

Наталья торопливо допила коктейль, натянула джинсы и легкий свитер и спустилась на первый этаж. Заглянула в столовую, отметила непривычный беспорядок на столе – грязные кофейные чашки, пепельницы с окурками, криво свисающие края скатерти… В прежние времена педантичная Ольга сгорела бы от стыда при виде такого натюрморта, но в это утро ей, как видно, было все равно. В охотничьей гостиной в камине дотлевало последнее громадное полено – его явно положили не так давно, на рассвете. Из этого Наталья заключила, что кто-то здесь бодрствовал всю ночь. Генрих Петрович? Или вернулся муж хозяйки? Ей становилось не по себе в этом пустом доме, откуда все словно сбежали, бросив ее одну на произвол судьбы.

Женщина вышла на веранду и, достав сигарету, оглядела парк. На лужайке перед домом по-прежнему горел фонарь – его забыли выключить утром. Освещенный желтый шар на фоне ясного неба усиливал ощущение заброшенности и беспорядка. Наталья поежилась, чиркнула зажигалкой и в тот же миг услышала за спиной спокойный мужской голос:

– После завтрака зайдите ко мне в кабинет, Наташа.

Она испуганно обернулась и увидела в дверном проеме хозяина. Приложила руку к груди:

– Я не слышала шагов! Вы ночью приехали?

– Час назад. – Он подошел к перилам, взглянул на парк, заметил горевший фонарь. – Позвоните, чтобы потушили. Не люблю, когда свет горит днем.

– Конечно, – заторопилась она, радуясь поводу уйти. – Я сбегаю на вахту, сейчас же!

Наталья отчего-то робела перед Михаилом Юрьевичем, хотя этот равнодушный ко всему, меланхоличный с виду человек ни разу не повысил на нее голоса, ни за что не отчитал. Она сама не знала, откуда у нее бралось это чувство неловкости и даже вины передним. Оно появилось при первой же встрече, пять лет назад, когда Наталью представили худощавому, какому-то узкому, рано поседевшему мужчине с большими серыми глазами, выражавшими усталую печаль. У него был вид книжного червя, не имеющего понятия не то что о курсе доллара, но даже о текущей дате… И тем не менее Михаил Юрьевич Банницкий был одним из директоров крупного московского банка.

– Постойте, – вдруг сказал он, когда женщина уже спустилась по ступеням. – Не надо. Пусть горит.

Наталья удивленно подняла глаза. Михаил Юрьевич на ее памяти никогда не отменял отданных приказов… Но сегодня, когда все шло шиворот-навыворот, изменился даже он, казавшийся оплотом порядка и рациональности.

– Вы ведь еще не завтракали?

– Нет. – Теперь она окончательно убедилась, что с хозяином происходит что-то неладное. Во-первых, он никогда не интересовался тем, кто и что ел и ел ли вообще. Сам Михаил Юрьевич питался как-то странно, от случая к случаю, причем еда, даже самая вкусная, явно не доставляла ему удовольствия. Он ел, чтобы жить, – и все. Во-вторых… «Как он странно говорит сегодня! – заметила женщина. – Будто во сне. У него вообще вид лунатика! Говорит вроде с тобой, а смотрит непонятно куда!»

– Ольга плачет на кухне, от нее никакого толку, а повариха даже не приехала сегодня, – так же размеренно, глядя в пустоту, продолжал он. – Так что завтрака, думаю, вообще не будет.

– Оля плачет? – растерянно повторила женщина. – Почему?

– Да вы же еще не знаете. – Он впервые за все время разговора взглянул прямо на нее. Его большие серые глаза всегда казались печальными, хотя Наталья по опыту знала, что к действительным чувствам Михаила Юрьевича это не имело никакого отношения. – Ксении больше нет.