Завтра наступит вечность - [22]

Ой, не знаю.

Но подземный завод – реален, а меня тащит в космос кабина лифта. Это факт. Я не страдаю галлюцинациями, не поддаюсь гипнозу, не принимал наркотиков и вообще психически здоров, а значит, должен считать свои ощущения плодом реальности, а не воображения.

Легко ли это?

Крота выкопали из норы, раскрутили в праще и отправили немного полетать. Вероятно, он выживет, если не шмякнется о камень, но сумеет ли он понять, что с ним происходит? А если бы крот обладал человеческим сознанием – смог бы он, попав в чуждую среду, избавиться от ощущения нереальности или пришел бы к выводу, что переел пестицидов? Пожалуй, второе предположение показалось бы ему более логичным…

Стерляжий дремал, посвистывая носом, а я пытался разложить услышанное по полочкам. Вероятно, с тем же успехом, что и упомянутый крот.

Энергошнур не ионизирует молекулы воздуха, его нельзя обнаружить ни глазом, ни радаром – это раз. Кабина лифта покрыта чем-то таким, из-за чего на экранах локаторов тоже невидима, – это два. Сквозь атмосферу она проходит с относительно малой скоростью, благодаря чему поглощающее покрытие не сгорает, – это три. Энергошнуром можно управлять как с орбиты, так и с Земли, а когда он не тянет кабину, его вообще выключают, – это четыре. Кабина имеет энергоприемники в носовой и хвостовой частях – или, если угодно, над потолком и под полом. Это пять. С Земли осуществляется лишь грубая наводка на орбитальную станцию, затем управление перехватывает «Гриффин», или «Гриф», а земной луч выключается. Благодаря этому снижается риск уничтожить случайный летательный аппарат или шальную птицу – энергопоток шнура просто бешеный. «Это горят птицы», – вспомнил я фразу из «Гиперболоида», сказанную не то Вольфом, не то Хлыновым, и поежился.

Вот и ответ. Над Москвой мало летают. В городе нет ночных птиц – ни совы, ни козодои в Москве не водятся, а вороны и голуби в ночное время предпочитают дрыхнуть по веткам и чердакам. На окраинах ночная подсветка не такая яркая, как в центре, – лишняя гарантия от случайной демаскировки. Отсюда необходимость туннеля. Военных можно не ставить в известность – все равно никто ничего не заметит. В худшем случае локатор зафиксирует неясный сигнал вроде пресловутых «ангелов», что имеют обыкновение возникать на границе потоков воздуха. Обычное дело, дежурный и не почешется. И кому придет в голову искать сверхсекретный подземный завод не в глубине сибирских руд, не в толще горных хребтов внутри обширной охраняемой зоны, а в центре мегаполиса?

Утечка информации? «Что знают двое, то знает свинья», – это мы слыхали. Или, например, какому-нибудь на редкость везучему диггеру удастся что-либо подсмотреть и убраться живым – что тогда? А ничего. Да, абсолютно ничего… Допустим, какая-нибудь бульварная газетенка решится дать сенсационный материал – кто ей поверит, кроме нескольких слабоумных обывателей, от которых ровным счетом ничего не зависит? Можно не сомневаться: тут же будет организован поток репортажей о подземных страстях-мордастях – гигантские крысы, люди-мутанты, многоножки-людоеды, комары-спидоносцы и тому подобное. Более чем достаточно, чтобы замылить любой внимательный глаз.

Через две недели любой читатель будет ржать и всхрюкивать, когда ему расскажут еще что-нибудь животрепещущее «из-под земли».

Некоторое время я с болезненным любопытством пытался вычислить в уме, какова будет скорость кабины при входе в атмосферу, если энергошнур внезапно оборвется, то есть отключится, на половине дистанции. Я не мастер устного счета, поэтому добился только усиления головной боли, а числа получались одно несуразнее другого. Затем я сообразил, что искомая величина никак не может превышать одиннадцати километров в секунду, и немного успокоился. Возможно, нам удастся не сгореть в атмосфере, а просто разбиться – стенки кабины вроде толстые, сразу не расплавятся. Все-таки легче.

А может, предусмотрен аварийный парашют?

Как же, жди. При их режиме секретности что упало, то пропало, и им еще придется сделать так, чтобы пропало для всех и навсегда. Тут не парашют подошел бы, а хороший заряд пластита – разнести кабину на мелкие фрагменты еще до входа в плотные слои…

Перегрузка постепенно уменьшалась. По-видимому, энергошнур тянул нас с постоянным ускорением около одного «же», а вот земная гравитация слабела по мере удаления от планеты.

Стерляжий дремал. Третий пассажир спал и даже похрапывал. Не то они мне доверяли, не то считали, что я не настолько глуп, чтобы для забавы отыскать и понажимать какие-нибудь кнопочки, а скорее всего, изнутри попросту нельзя было ни повредить кабину, ни управлять ею.

Когда резко грянул зуммер, третий пассажир зевнул и потянулся. Стерляжий потер глаза и пихнул меня в бок:

– Не тошнит?

– Вроде нет пока, – ответил я. – Голова болит только.

– Наплюй на свою голову. Сейчас будет невесомость, секунд двадцать, не больше. Летать не советую, лучше держись вот за эти ручки. Если затошнит, постарайся продержаться до появления тяжести. Пакеты в ящике у тебя над головой.

Пакет мне и вправду понадобился, но не от невесомости как таковой, а от того, что кабина вдруг начала стремительно заваливаться набок. Но двадцать секунд я все же вытерпел, хотя под конец мне казалось, что содержимое желудка вот-вот брызнет из ушей.