Завтра наступит вечность - [10]

Кто-то из них ударил меня, это я знал твердо. Но кто и почему – сказать не мог.

Все четверо курили. Дым вытягивало в отдушину под потолком – ту самую, через которую я сюда попал.

– Ожил, – констатировал долговязый хмырь.

– Да, – согласился плотный, покосившись на меня. – А какая разница?

– То есть ты за первый вариант? – спросил коротышка.

– Естественно.

– Я по-прежнему возражаю, – не согласилась Эвелина.

– С какой стати? – делано удивился долговязый. – Уж кому бы возражать, но только не вам, Эвелина Гавриловна. Думаете убедить нас в чрезвычайной полезности этого субъекта и тем самым смягчить свою вину за сегодняшний прокол? Напрасно.

На нас, слесарей, Эвелина орала по всякому поводу, нимало не задумываясь. У того, кто начальствует над российскими работягами, ор должен управляться рефлексами, как выделение слюны у павловских собачек. Но сейчас моя начальница выдержала великолепную паузу и, насколько я мог судить при моем головокружении, ничуть не изменилась в лице.

– За свой прокол я отвечу, Глеб Родионович. Не сомневайтесь, отвечу, но только не перед вами. Занимайтесь лучше своим делом, а за этого субъекта, как вы выразились, я ручаюсь. Мое слово, мой риск. Напомните мне: часто ли я за кого-нибудь ручалась?

– По-моему, первый раз, – подал голос коротышка.

– По-моему, тоже. И прошу иметь в виду: в случае несогласия со мной я буду добиваться положительного решения у руководства.

– Право отсрочивающего вето, – пророкотал плотный. – Ну-ну. Тогда уж и вы мне напомните, пожалуйста: чем закончилось дело в четырех… нет, даже в пяти последних случаях?

– Я это хорошо помню, Вадим Вадимович, – холодно отозвалась Эвелина, – как и то, что среди них был один ваш протеже. В тот раз я выступила против, и мое мнение совпало с мнением руководства…

– Полагаете, совпадет и теперь? – побагровев, перебил плотный.

– Надеюсь.

Несколько секунд они только сопели и ерзали в креслах, буравя друг друга неприязненными взглядами. Наконец долговязый пробормотал себе под нос несколько неразборчивых слов, из которых я уловил только «личные мотивы» и ничего больше.

– Да, у меня есть личные мотивы! – с раздражением ответила Эвелина. – Я сама хотела его приобщить, то есть не теперь, конечно, а со временем. В силу его особых качеств он может быть полезен нашему делу, это и есть мои личные мотивы. Или вы намекаете на что-то другое?

– Как можно? – пробурчал долговязый. – Ни на что я не намекаю. Просто мне все это сильно не нравится…

– Можно подумать, мне нравится! Но факт есть факт: он находится здесь, и мы должны решить, что с ним делать. Я предлагаю третий вариант. В конце концов, у каждого правила есть исключения.

– Подождите, подождите, – заторопился коротышка. – Насколько я понимаю, мы уже голосуем? Не рано ли? Прежде всего я хотел бы узнать, что это за особые качества, на которые вы, Эвелина Гавриловна, намекаете. Пока что я вижу либо дурня, заблудившегося там, где нормальные люди не ходят, либо провокатора. Он грязен, напуган и лично мне неприятен. Не осветите ли вопрос об особых качествах более подробно?

– Не освещу, – отрезала Эвелина. – Закрытая информация.

– Какой же тогда толк в нашем голосовании? Притом нет кворума…

– Можно и без кворума, если за первый вариант больше одного голоса, – сказал долговязый.

– Можно, – подтвердил плотный.

Я попробовал пошевелить скованными руками и не лишился сознания – только в затылке сильнее забухал копер. Затем я попытался повернуть голову, чтобы видеть всю четверку в центре поля зрения, а не на краю, и снова не отключился.

Может быть, от злости.

Куда я попал? Ясно было только одно: законом тут не пахнет, я влип, и влип крепко, но во что? Что тут у них такое – подпольная героиновая лаборатория? Террористическое гнездо?

– Кто вы такие? – спросил я со злостью и заскрипел зубами от вспышки боли в черепе.

– Заткнись, – безразлично посоветовал мне долговязый, – пока не заткнули.

– Буду кричать, – предупредил я.

– У тебя нос забит, – ответил плотный, не поворачивая головы. – Пылью, наверное. Дышишь ртом. Если вставим кляп, тебе совсем плохо будет.

– Кто вы такие? – повторил я упрямо.

– Заткнись, не то в самом деле кляп вставим.

– Сволочи!

– Помолчи, Свят, – обратилась ко мне моя начальница. – Кричать без толку – никто, кроме нас, не услышит. А нам твои вопли помешают беседовать. Не нарывайся. Итак, будем голосовать? Глеб Родионович?

– Первый вариант.

– Не передумаете?

– С чего бы?

– Хорошо. Вадим Вадимович?

– Первый.

– Уверены? Принято. Иннокентий Терентьевич?

– Какой смысл в моем голосе, если двое за первый вариант? – поежился коротышка.

– Таков порядок. Прошу не тянуть, у нас и без того дел выше крыши. Итак?

– Я воздерживаюсь.

Плотный и долговязый ухмыльнулись. Эвелина Гавриловна покачала головой.

– Вы, вероятно, забыли: никто не имеет права воздержаться при голосовании по данному вопросу. Ваш выбор?

– Не первый вариант, – проговорил коротышка и снова поежился. Взгляд его бегал, не в силах остановиться ни на чем, особенно на мне. – Только не первый… Пожалуй, второй, как вы полагаете? Второй, а?

– Чистоплюй! – презрительно бросил долговязый. – Стыдно!

Коротышка втянул голову в плечи.