Завтра может не быть - [4]

– И соедините меня, пожалуйста, Ангелина Пална, с секретарем парткома института.

Тоже политес, которому Данилов не сразу, но выучился: для пущего эффекта на периферию лучше звонить через секретаршу.

Минуты через три в трубке раздался вальяжный, но исполненный чинопочитания голос партийного начальника. После взаимных расшаркиваний, когда секретарь парткома всячески пытался нащупать, к добру ли, к худу ли раздался звонок из «большого ЦК», Данилов влепил в лоб:

– До нас дошла информация, что у вас собирается в туристический поход группа под руководством некоего Дятлова.

Вряд ли главный партиец огромного института ведал об этом, да и фамилию Дятлова слышал едва ли, поэтому ограничился в ответ неопределенным междометием, чем-то средним между «да-да» и «я же их предупреждал».

– Так вот, есть мнение, что экспедицию эту следует отменить, а группу – расформировать.

– Понимаю. А что такое? В чем причина?

Подставлять несчастных «дятловцев» и возводить на них поклепы Данилов не собирался, поэтому проговорил обтекаемо:

– На маршруте возможны нежелательные встречи.

– Понимаю вас, – столь же глубокомысленно ответствовал партийный чинуша, хотя ни черта, конечно, не понимал.

Данилов положил трубку, достал из шкафа свое пальто с шапкой и бросился к выходу. Конечно, партийный секретарь вуза к его звонку должен прислушаться, не может не прислушаться. С другой стороны, дисциплинка в стране успела подрасшататься. И если лет десять назад, когда жив был усатый упырь, после подобного звонка из Москвы всю группу дятловскую могли ненароком и расстрелять, то теперь, кто знает, может, и вовсе пропустят в Свердловске «сигнал» мимо ушей? Надо подстраховаться. Поэтому молодой человек бросился вниз, к машине.

Несолидно выскочил, почти бегом кинулся к стоянке. Шоферы персональных «ЗИМов», «Волг», а то и «ЗИСов» потоптывали на морозце, похлопывали руками, но курили, сбившись в кучу, и судачили. Они оглядели Данилова исподлобья – Алексея не уважали. Странно им было: чуваку положена по штату персоналка с личным водилой, а он, юнец, несерьезный оранжевый «Москвич» за собственный счет купил. Сам за рулем горбится. И моет свою тачку сам, и заправляет, и даже чинит.

Но помимо удовольствия носиться за рулем по полупустому городу, Данилов очень хорошо представлял себе, что все эти водилы из спецгаража постукивают на своих хозяев, конечно: куда ездил, по какому адресу, да о чем в салоне говорил, как о ком отзывался. А зачем Алексею такое счастье? И так, он не сомневался, все время находится под колпаком. И кабинет его слушают, и квартиру – несомненно. Может, даже в «Москвича» жучок воткнули.

Он вставил ключ в зажигание, вырулил с парковки и погнал.

Быстро долетел до круга на Лубянке – памятник Дзержинскому тут только-только появился[2]. Пронесся по улице Дзержинского, потом по Сретенке. Светофор над Садовым горел разрешительным светом. Только в этом, пятьдесят девятом году их конструкцию начнут менять: зеленый сигнал поместят вниз, красный – вверх. Пока же все наоборот: зеленый – выше всех.

Молодой человек в «Москвиче» помчался по проспекту Мира. Четверти часа не прошло, как он миновал свой дом возле метро «Мир» (так в ту пору называлась «Алексеевская»). Дальше, казалось, – край Ойкумены. Никакого памятника покорителям космоса (в который как бы втыкался в двадцать первом веке проспект Мира) еще не существовало. За железнодорожным кольцом начинались пригороды – город Бабушкин, а потом Подмосковье: Перловка, Тайнинка, Мытищи.

Данилов остановился, не доезжая квартала до гостиницы «Золотой колос», запер «Москвичок», пошел к корпусу. И вдруг – ба, навстречу шествует его собственная юная мамочка – довольная, даже, кажется, раскрасневшаяся. Неужто посещала своего возлюбленного в гостинице? И советские церберши пустили? Разрешили пребывание в номере особы противоположного пола?

– Привет, – он подошел к ней.

Ее глаза округлились.

– Данилов? Ты что, следишь за мной?

– Конечно, слежу. А ты не знала?

– Теперь буду знать.

– Ты, говорят, любовь закрутила?

– Валентин разболтал! Вот трепло!

– Да мне, если честно, до твоей любови дела нет. Встречайся с кем хочешь. Но ты, говорят, со своим предметом в поход собралась? По горному Уралу?

– А тебе-то что? – спросила Лариса с вызовом.

– В общем-то, ничего. Но ты, по-моему, убедилась уже, что мне – будущее ведомо?

– Да, болтун ты знатный. – Девушка усмехнулась, но в ее глазах мелькнул опасливый огонек.

Данилов об заклад готов был биться, что к его предсказаниям Лариса прислушивается.

– Так вот, знаю я, что все, кто в этот поход пойдет – и возлюбленный твой по фамилии Кривонищенко, и руководитель группы Дятлов, и ты, если вдруг тоже с ними отправишься, – все вы погибнете. Поэтому я сделаю все, чтобы вы никуда не пошли. А если товарищи твои все-таки, несмотря ни на что, вдруг на авантюру решатся, я тебя прошу: ни в какой поход, да на Урал, этой зимой – ни ногой.

– Я вот не пойму, Данилов: тебе вообще до меня что за дело? Возникаешь раз в год – то хамить начинаешь, то предостерегаешь…

– А ты, Жаворонкова, считай, что я – твой ангел-хранитель. Сама посуди: откуда я знаю о тебе такие вещи, которые ты никому-никому раньше не рассказывала?