Заволжье: Документальное повествование - [6]

— Я арестант и не могу носить своего обычного платья.

Но это недолго его забавляло. Он заскучал. Чуть-чуть позабавили его беседы за чаем с юными сестрами Саши, их рассказы о гимназии, но они чаще всего стеснялись его и были плохими собеседницами. И он снова впал в уныние. Что делать умному, деятельному человеку в этой купеческой глуши? От скуки он как-то взял лодку и уплыл, не сказав никому ни слова. Саша и графиня провели тревожные два дня, не надеясь уже увидеть его живым, а сестренки Саши все бегали на Волгу, высматривали его лодку. А Николай явился на пароходе, пришедшем из Костромы.

— Ты хоть бы сказал, куда едешь... Мы уж считали, что ты погиб, — выговаривала ему Саша со слезами на глазах.

— Да я и сам не знал, что так далеко уплыву. Понимаешь, что-то нашло на меня, просто так греб и греб, а потом вдруг захотелось куда-то поехать, вот и поехал...

Чем занять графа? — эта мысль беспокоила всех его близких. Пока графиня надумала послать сына в 3аволжское село на поиски кормилицы. Он поехал, но было ясно, что все это ему невыносимо скучно. Его не тянуло и к книгам. Целыми днями Николай сидел и смотрел на Волгу, а то уходил бродить куда-нибудь. Чаще всего разговаривал или ссорился с матерью.

Приехала Екатерина Александровна Тургенева, так как приблизился срок Саши. И вот ночью Саша родила девочку. А утром сидела заплаканная и печальная:

— Он недоволен, что девочка...

И действительно, за утренним чаем Николай Александрович был не в духе, ни с кем не разговаривал, к жене не поднимался и вскоре ушел из дому.

«К Саше нас не пустили, — вспоминает Мария Тургенева. — Саше очень хотелось кормить самой, но ей этого не позволили и взяли кормилицу».

Тургеневы уехали, а Толстые остались зимовать в Кинешме. Осенью Леонтий Борисович ездил к ним поглядеть внучку. Возвратился встревоженный: из рассказов доктора он понял, что граф обращается с Сашей плохо.

Шли годы... Переехали в Самару.

Однажды, вспоминает Мария Леонтьевна, Саша доверилась ей, что занялась сочинительством, пишет роман. И как только Маша приходила, они скрывались в кабинете, где под ключами хранилось начатое Сашей произведение. Маша с захватывающим вниманием прочитывала те страницы, которые Саша написала за минувшие день-два. И как Маша обижалась, если к ее приходу не было ничего нового.

— Почему же не пишешь? — спрашивала она.

— Не могла, — отвечала Саша, — и Маша слышала в ее голосе боль и огорчение. Саша никогда ни на что не жаловалась, ничего не говорила о своей личной жизни.

Печальное настроение Саши объяснялось тем, что граф иронически относился к ее сочинениям и вообще литературным занятиям. И так уж получилось, что она писала как бы секретно, и при нем она избегала разговора на эти темы вообще. Его отношение к ее творчеству больно ранило ее. Причем он почти ничего не читал из написанного ею, считая это пустым занятием.

В рождественские праздники, вспоминает Мария Леонтьевна, часто устраивались балы. Николай Александрович требовал, чтобы Саша присутствовала на них, а она не очень-то любила выезжать из дому.

Однажды Саша поехала на бал одна, граф всегда являлся позже. Как обычно — музыка, танцы, веселье. После двенадцати, когда играли вальс, музыка вдруг смолкла. Все танцующие остановились в недоумении. Вошел граф Толстой. Он был так красив в своем костюме бедуина с белой чалмой на голове, что, как потом говорили, музыканты сделали перерыв, чтобы посмотреть на него. Что-то особо величавое было во всех его движениях, когда он отделился от двери и пошел по залу. И сквозило в его лице какое-то презрение ко всему окружающему. Саша и Маша после ужина с шампанским уехали, как бы предчувствуя, что этот бал закончится грандиозной попойкой и скандалом. А случилось именно так: бал наделал много шума в Самаре. На первом плане в этом скандале был Николай Толстой. «Несмотря на все такие тревожные события, — вспоминает М. Л. Тургенева, — ни тогда, ни после у меня не было злого чувства к Николаю Александровичу. Думаю, что впечатление той пасхальной ночи, когда он метался в бреду, оставило неизгладимое впечатление. Я так думаю, что он мог бы быть и полезным человеком, потому что никто не мог бы отнять у него ума — он был умен».

Часто Толстые жили в имении в семидесяти верстах от Самары. Николай Александрович решил переехать в деревню, ближе к земле, к людям. Он хотел что-то делать, хотел стать влиятельным в уезде, стать предводителем уездного дворянства. Толстые жили в простом одноэтажном, длинном, похожем на барак, бревенчатом доме. Кругом было пусто: ни дворов, ни служб, как обычно в барских усадьбах. Окна небольшие, комнаты тесные, неуютные, Но при всем этом жизнь в семье Толстых протекала спокойно, один за другим рождались дети. Саша повеселела, все время возилась с детьми.

Иногда зимой Толстые жили в Петербурге. Все, казалось, шло обычно, ничто не предвещало драматических событий. Хотя вся родня знала, вспоминает М. Л. Тургенева, что жизнь Саши становилась все тяжелее и тяжелее. Рассказывали, что однажды граф, приехав откуда-то во время ее беременности Стивой, стрелял в нее. От испуга у Саши сделались нервные припадки. Поэтому и рожать пришлось ей под хлороформом, так как боялись нервных суудорог во время родов. Ведь перед этим она схоронила свою любимицу — Пашеньку и глубоко переживала ее смерть.