Завоеватели - [29]
— Пришли грузчики от комитета докеров, комиссар.
Гарин, написав что-то, перегибает листок.
Секретарь протягивает руку.
— Нет!
Комкает бумагу и бросает в мусорную корзину.
— Сам пойду.
Однако подходят другие секретари с бумагами. Читает: «О Гонконге потом!» — и бросает донесения в ящик стола. Входит кадет.
— Комиссар, полковник просит людей.
— Через четверть часа.
— Он спрашивает, сколько их будет.
Мы ещё раз выглядываем в окно: теперь толпа, по-прежнему держась в тени, растянулась до конца улицы; от движения стольких людей она колышется, как море.
— По меньшей мере полторы тысячи.
Секретарь всё ещё ждет. Гарин вновь пишет и на этот раз отдаёт ему приказ.
Опять звонит внутренний телефон.
— …
— Какие мятежники, чёрт побери?
— …
— Ты должен был это знать!
— …
— Ну ладно, как им удалось подойти?
— Несколько банков? Хорошо. Пусть атакуют.
Вешает трубку и направляется к выходу.
— Мне с тобой?
— Да, — отвечает он уже из коридора.
Спускается. Люди с нарукавными повязками, только что отобранные Николаевым, выносят из подвала ружья. С крыльца их раздают безработным, уже почти построившимся. Но тут грузчики из комитета докеров поднимаются с ящиками патронов; вооружённые смешиваются с безоружными, которые пытаются взять патроны, прежде чем получили ружьё… Гарин кричит на скверном китайском, его не слушают. Тогда он идёт к открытому ящику и садится на него. Раздача прекращается. Передние не продвигаются, а задние пытаются понять, в чём дело… Гарин быстро отводит безоружных, а впереди выстраивает вооружённых. Они подходят по трое, получают боеприпасы, но с такой раздражающей медлительностью… В подвале грузчики с шумом вскрывают всё новые ящики, орудуя клещами и молотком… И вновь слышится, как только что, мерная поступь идущих строем. Из-за толпы ничего разглядеть нельзя. Гарин бросается к крыльцу и всматривается.
— Кадеты!
Это действительно кадеты, их ведёт Клейн. Грузчики, кряхтя, поднимаются наверх, согнувшись под тяжестью широких бамбуковых палок, к концам которых подвешены новые ящики с патронами… Клейн подходит к нам.
— Бери себе на помощь двух кадетов, — говорит ему Гарин. — Отвести получивших патроны на двадцать метров вперёд. С ружьями, но без патронов — на десять метров. Между ними ящики и троих людей, которые будут раздавать.
Потом, когда всё это было бесшумно сделано, в едкой и плотной пыли, поднятой от земли и расчерченной солнцем, раздалось:
— А теперь с ружьями — вперёд, а с патронами — на три метра дальше. Всех кадетов вперёд. Людей постройте десятками. Одного командира в ряд; лучше военного, а если нет, то первого в ряду. Пусть каждый кадет берёт сто пятьдесят человек и бежит с ними на набережную — за инструкциями к полковнику.
Мы опять поднимаемся наверх и первым делом выглядываем в окно: теперь улица забита полностью — и на солнце, и в тени; вопят ораторы, взобравшись на плечи своих товарищей… Вдалеке слышен треск пулемётных очередей. И вот уже бегом уходит первая вооружённая группа под командованием кадета.
Начинается время, когда делать больше нечего; от этого нарастают раздражение и нервное напряжение, не находящие выхода. Ждать. Ждать. Под окном непрестанный шум шагов: одна за одной формируются и уходят группы. Принесли донесения по Гонконгу. Гарин бросает их в ящик стола. По-прежнему слышен треск раздираемого полотна — это пулемёты, и, время от времени, одиночные выстрелы — из ружей; но всё это где-то далеко, и почти напоминает нам разрывы петард, которые мы слышали вчера. Мы по-прежнему удерживаем мосты. Войска Тана пытались пройти их пять раз, но не смогли одолеть предмостовые укрепления, которые наши пулемётчики поливают перекрестным огнём. Каждый раз какой-нибудь кадет приносит записку: «Атакован мост №…, атака отбита». И вновь нам приходится ждать. Гарин при этом либо ходит взад-вперёд, либо заполняет промокательную бумагу размашистыми причудливыми рисунками; я же по-прежнему смотрю в окно, как формируются отряды. Переплыв реку, до нас добрались два агента: на том берегу реки грабят и жгут. Над улицей тянется вверх лёгкая струя дыма, едва заметная в блеске очень спокойного неба.
Мы с Гариным мчимся в машине к набережной. Улицы пустынны. На окнах богатых магазинов опущены железные шторы, маленькие лавчонки забиты досками. Когда мы проезжаем, в окнах за полотняными занавесками или за поднятой на попа кроватью появляются лица и тут же исчезают. За угол бегом скрывается женщина с маленькими ножками, держа одного ребёнка на руках, второй привязан к спине.
Делаем остановку в нескольких метрах от набережной, на параллельной улице, чтобы не попасть под огонь неприятеля, стреляющего с той стороны реки. Полковник обосновался в доме, расположенном неподалёку от главного моста. Во дворе толпится много офицеров и детей. На втором этаже стол, на котором развёрнут план Кантона; окно загорожено тремя поднятыми кроватями — между ними осталась лишь узкая бойница, в которую врывается солнечный луч, зайчиком скачущий по колену полковника.
— Ну что?
— Вы это получили? — спрашивает полковник, протягивая записку.
Написано по-китайски, мы с Гариным читаем вместе. Кажется, он почти всё понимает, но я всё-таки вполголоса перевожу: генерал Галлен атакует разделившие нас войска Феня и движется к городу; командир Чан Кайши
Предлагаемая книга – четыре эссе по философии искусства: «Воображаемый музей» (1947), «Художественное творчество» (1948), «Цена абсолюта» (1949), «Метаморфозы Аполлона» (1951), – сборник Андре Мальро, выдающегося французского писателя, совмещавшего в себе таланты романиста, философа, искусствоведа. Мальро был политиком, активнейшим участником исторических событий своего времени, министром культуры (1958—1969) в правительстве де Голля. Вклад Мальро в психологию и историю искусства велик, а «Голоса тишины», вероятно, – насыщенный и блестящий труд такого рода.
Роман А. Мальро (1901–1976) «Надежда» (1937) — одно из лучших в мировой литературе произведений о национально-революционной войне в Испании, в которой тысячи героев-добровольцев разных национальностей ценою своих жизней пытались преградить путь фашизму. В их рядах сражался и автор романа.
Разыскивать в джунглях Камбоджи старинные храмы, дабы извлечь хранящиеся там ценности? Этим и заняты герои романа «Королевская дорога», отражающего жизненный опыт Мольро, осужденного в 1923 г. за ограбление кхмерского храма.Роман вновь написан на основе достоверных впечатлений и может быть прочитан как отчет об экзотической экспедиции охотников за сокровищами. Однако в романе все настолько же конкретно, сколь и абстрактно, абсолютно. Начиная с задачи этого мероприятия: более чем конкретное желание добыть деньги любой ценой расширяется до тотальной потребности вырваться из плена «ничтожной повседневности».
«Публикация «Демона абсолюта», которой пришлось ждать почти полвека, не может полностью насытить ни любителей романов, ни любителей биографий. Несомненно, из нее можно много узнать о Среднем Востоке во время войны 1914 года и о действиях полковника Лоуренса: повествование Мальро явно не делает тусклой эту жизнь, которая сама по себе похожа на роман. Однако даже если она слегка не закончена, и даже если ее трудно отнести к определенному жанру, эта книга поражает своей оригинальностью и интересностью. Не являясь неизвестным шедевром, о котором долго мечтали, обнаруженный текст уже вскоре стал существенным, и не только для любителей Мальро.
Роман Дмитрия Конаныхина «Деды и прадеды» открывает цикл книг о «крови, поте и слезах», надеждах, тяжёлом труде и счастье простых людей. Федеральная Горьковская литературная премия в номинации «Русская жизнь» за связь поколений и развитие традиций русского эпического романа (2016 г.)
Роман «Испорченная кровь» — третья часть эпопеи Владимира Неффа об исторических судьбах чешской буржуазии. В романе, время действия которого датируется 1880–1890 годами, писатель подводит некоторые итоги пройденного его героями пути. Так, гибнет Недобыл — наиболее яркий представитель некогда могущественной чешской буржуазии. Переживает агонию и когда-то процветавшая фирма коммерсанта Борна. Кончает самоубийством старший сын этого видного «патриота» — Миша, ставший полицейским доносчиком и шпионом; в семье Борна, так же как и в семье Недобыла, ощутимо дает себя знать распад, вырождение.
Роман «Апельсин потерянного солнца» известного прозаика и профессионального журналиста Ашота Бегларяна не только о Великой Отечественной войне, в которой участвовал и, увы, пропал без вести дед автора по отцовской линии Сантур Джалалович Бегларян. Сам автор пережил три войны, развязанные в конце 20-го и начале 21-го веков против его родины — Нагорного Карабаха, борющегося за своё достойное место под солнцем. Ашот Бегларян с глубокой философичностью и тонким психологизмом размышляет над проблемами войны и мира в планетарном масштабе и, в частности, в неспокойном закавказском регионе.
Сюжетная линия романа «Гамлет XVIII века» развивается вокруг таинственной смерти князя Радовича. Сын князя Денис, повзрослев, заподозрил, что соучастниками в убийстве отца могли быть мать и ее любовник, Действие развивается во времена правления Павла I, который увидел в молодом князе честную, благородную душу, поддержал его и взял на придворную службу.Книга представляет интерес для широкого круга читателей.
В 1977 году вышел в свет роман Льва Дугина «Лицей», в котором писатель воссоздал образ А. С. Пушкина в последний год его лицейской жизни. Роман «Северная столица» служит непосредственным продолжением «Лицея». Действие новой книги происходит в 1817 – 1820 годах, вплоть до южной ссылки поэта. Пушкин предстает перед нами в окружении многочисленных друзей, в круговороте общественной жизни России начала 20-х годов XIX века, в преддверии движения декабристов.