Завоевание рая - [99]

— Твое сердце ни на минуту не изменило тебе, я это знаю, — сказал Бюсси. — Ты один извинил мое безумие, опечалясь, вместо того, чтобы рассердиться; я также вырвался из рук смерти, чтобы придти защитить твой трон, который изменники хотели низвергнуть.

— Как я счастлив, что опять нахожусь под твоей защитой! — сказал царь.

— Покуда я жив, ты не будешь чувствовать недостатка в ней. Тем не менее будь настороже; худший из изменников ближе к тебе, чем ты думаешь.

Трудно себе представить что-нибудь более жалкое, чем вид, который был у министра Сеид-эль-Аскер-Хана, который видел смертельный приговор в каждом слове Бюсси. Министр позеленел, потом покраснел, и усилия, которые он делал, чтобы скрыть свой страх, удваивали его волнение. Между тем, с некоторых пор, видя, что тот, кого он хотел убить, стал опаснее, чем когда-либо, он стал ползать у его ног и писал ему самые покорные письма, унижаясь до раболепства. Маркиз решил, не обращая внимания на личную месть, которая мало его занимала, воспользоваться этим страхом в политических интересах. Визирь, чтобы отвратить грозу, висевшую над ним, был счастлив предупредить малейшие желания генерала, который давал ему возможность угадывать их, избегая таким образом неприятности выпрашивать милости и заставляя, напротив, подносить их себе.

И вот, когда визирь услыхал, что Бюсси говорит об изменнике, который находится совсем близко от царя, он бросился к молодому французу и склонился почти к его ногам.

— Меч государства! — вскричал он, развертывая указ, запечатанный царской печатью. — Свет Мира нашел, так же, как и я, что волнение, вызванное среди подначальных тебе войск по поводу невыплаченного жалованья, не должно повторяться; он дает французам на восточном берегу Индии четыре провинции — Раджамендри, Эллору, Чикаколь и Настафанагар. Доходов с них будет вполне достаточно на содержание армии: они обеспечат ее на всякий случай.

— Хорошо! — сказал Бюсси, взяв договор и прочитав его, передавая своему секретарю. — Это и справедливо, чтобы те, кто защищает государство, были первые вознаграждены за их труды.

Сеид-эль-Аскер-Хан, думая, что ужасный генерал успокоился на время, облегченно вздохнул, как полузадушенный человек, которому возвратили дыхание.

Когда Бюсси появился с правой стороны короля, на своей белой лошади, и переезжал поле, чтобы вступить в город, народ толпился, радуясь, что видит его, но многие мусульмане, с боязливой дрожью, говорили друг другу:

— Конечно, видно, что он не живой. Это призрак. Он внезапно исчезнет, как только въедет в ворота своего дворца.

Наконец он достиг этого дворца — и действительно исчез. Жажда одиночества заставила его углубиться, как дикого раненого зверя, который хочет спрятаться, чтобы умереть. Дойдя до персидской комнаты, он удалил жестом Наика и заперся.

В первый раз после многих дней он мог свободно страдать и дикими криками выражать горе, которое сдерживал и которое терзало его. Он еще не смел дать себе отчета и оставался погруженным в то ужасное отупение, которое охватывает того, кто только что нечаянно убил дорогое существо.

Он никак не мог понять, что побудило его действовать с такой безумной поспешностью. Гордость его была оскорблена; он думал, что та, в которой была вся его жизнь, выдала его; сначала его ослепил вихрь ужаса и отчаяния; потом он почувствовал в себе страшную пустоту. Ему казалось, что сердце его навсегда умерло, как бы сожженное молнией; но к чему же бросать его пепел этой девушке, которая любила его, но которую он не любил? Зачем он просил руки Шоншон? Бросился ли он к ней как к убежищу, вспоминая, что она сказала однажды, что была бы счастлива жить около того, кого она любит, хотя бы тот не любил ее. Нет, он скорее хотел создать непреодолимое препятствие против возможной слабости и вновь завоевать славу, доставить себе горькое удовольствие презирать ту, которая сначала заставила его потерять торжество славы, чтобы убить его потом.

Но теперь его взяло сомнение. Доказательств ее виновности не было. Неужели яд так поразил его ум, что он забыл прелесть своей последней поездки? А эти жгучие, страстные взгляды, эти нежные руки, лежавшие в его руках, и этот прощальный поцелуй, безумный, смешанный со слезами? Да, на минуту все было забыто, при ужасной мысли, что название низкой могло быть справедливо присоединено к ее имени. Он увидел с холодной ясностью, что пропасть разверзлась у его ног и опасность, благодаря этой женщине, постоянно угрожает ему. Инстинкт заставил его удалиться от нее, но когда была принесена жертва, безысходное отчаяние охватило его, как ледяной покров. Между тем сильное желание смыть пятно со своего имени блестящими успехами поддержало его во время последнего похода. Но, как только он сделался победителем, он стал жадно искать смерти, подвергаясь ненужной опасности с безумной смелостью. Но смерть постоянно миновала его, что способствовало тому, что его принимали за тень.

Потребность мести заставила его написать Лиле очень жестокое письмо, в котором он говорил, что в третий раз избежал покушения на свою жизнь и что он признает себя побежденным и отказывается от борьбы, так как последнее покушение было слишком бесчестно.