Завоевание куртизанки - [7]

– Он говорил как я? Как ты? Не как иностранец?

Она наморщила лоб:

– Я не разбираюсь в иностранцах. Он говорил не так, как я… или как вы, сэр.

Поскольку произношение Кайлмора было четким, аристократическим, а Элси говорила с явным гнусавым акцентом кокни, то это мало чем помогло в расследовании.

– А он и… мисс Сорайя. – Он чуть не поперхнулся на этом имени. Его любовнице повезло, что она успела уехать, иначе он задушил бы ее. – Они вели себя как близкие люди, по-дружески?

– О да, сэр! – охотно подтвердила Элси.

Она, должно быть, почувствовала враждебность в его лице, потому что продолжила:

– Нет, ничего плохого, сэр. Просто по-дружески. Вроде как по-доброму. Пожалуйста, не думайте плохо о мисс Сорайе, сэр. Прошу прощения, но какая бы она ни была, она всегда хорошо относилась к нам, слугам. А перед отъездом дала всем лишнее месячное жалованье и хорошие рекомендации. И еще сказала, что ваша светлость все равно поступите нами справедливо, ведь мы работали на вас.

У Кайлмора не было желания выслушивать похвалы своей сбежавшей любовнице. Но Элси, видимо, любила Сорайю, и, кроме дальнейших восхвалений этой проститутки, он больше ничего не смог услышать от служанки. В конце концов герцог отослал ее вместе с обещанным совереном к дворецкому в Кайлмор-Хаус, заверив, что ее возьмут в услужение на кухню.

Затем он яростно прочесал каждый дюйм виллы, хотя уже знал, что коварная любовница, которой он обеспечивал такую богатую жизнь, постаралась не оставить здесь ничего, что помогло бы ему выследить ее. Она не оставила ему даже глиняной кружки, которую он мог бы разбить вдребезги, а к тому времени, когда он закончил свои безнадежные поиски, ему безумно хотелось что-нибудь сокрушить. Предпочтительно – набить самодовольную физиономию Бен-Ахада.

Сорайя не выходила у него из головы, каким дураком она сделала его за этот невообразимо дорого обошедшийся ему год.

Бен-Ахад, оказывается, не был немым. А если не был немым, то, вполне вероятно, не был и евнухом. А ни один мужчина не мог видеть Сорайю и не желать ее.

Значит, она обманывала Кайлмора со своим слугой?

Они жили вместе, черт бы их побрал. Только слабоумный мог бы поверить в невинность их отношений.

Представить, как эта огромная скотина пыхтела над бледным обнаженным телом Сорайи, было выше его сил. С проклятием Кайлмор выбежал из дома в сад. Герцог тяжело дышал и старался привести в порядок бушующие в нем чувства.

В свете его называли Холодным Кайлмором, он славился своим самообладанием. Ни одна проклятая двухгрошовая шлюха со своим сутенером не смогут лишить его хладнокровия.

Куда, черт побери, она уехала? Почему, во имя всех святых, она оставила его? Неужели действительно бросила ради нового любовника?

В отчаянных поисках объяснений ее исчезновения герцог вспомнил все, что знал о женщине, целый год разделявшей с ним ложе. И понял, что знал удивительно мало.

Теперь уже бесполезно жалеть, что у него не нашлось времени узнать о ней больше. Но он так был погружен в свою плотскую страсть, что его ничто не интересовало, кроме ее тела.

Ничего не видя перед собой, Кайлмор повернулся к дому, который был свидетелем редких счастливых часов его взрослой жизни. Спускался вечер, погружая в неясные очертания этот дом. Темный. Всеми покинутый. Заброшенный.

Если эта вероломная потаскушка думала, что оставляет герцога Кайлмора таким же печальным, как этот дом, значит, она ничему не научилась за время их связи.

И если воображала, что обманула его своей ложью и тайным ночным побегом, то в этом тоже ошибалась.

– Будь она проклята! – прошептал Кайлмор в темноте наступавшей ночи. – Будь она проклята!

Он чувствовал, что пустой дом как будто смеется над ним. Не обращая внимания на протестующий храп коня, герцог резко развернулся и помчался в Лондон.

Он ехал быстро. Он не разбирал дороги. Не думал о прекрасной лошади под седлом. И все время в голове звучал ритм погони.

Сорайя, Сорайя, Сорайя.

Только въехав в город, он был вынужден замедлить бешеную скачку. Когда лошадь чуть не сбила женщину, переходившую дорогу, Кайлмор глубоко вздохнул и ослабил поводья.

Тряхнув головой, чтобы опомниться, он огляделся: вокруг него был окутанный сумерками город. Как странно, для других людей жизнь продолжалась, а его собственный мир перевернулся всего лишь за один день. Торговцы закрывали лавки, дети играли с обручами, волчками и куклами, семьи выходили подышать весенним воздухом. Все было как всегда. Все это он видел уже десять тысяч раз.

Его внимание привлекла пара влюбленных, выглядывавших из окна над лавкой. Высокий молодой человек и хорошенькая блондинка.

Как Кайлмор их ненавидел. Как ему хотелось их убить.

Хотелось, чтобы они кричали, умирая.

Мимо прошла женщина в изящной шляпке, маленькая, с тонкой талией, модно одетая. Она двигалась с удивительной грацией.

У него перехватило дыхание.

Он соскочил с седла. Так ему будет легче догнать ее в толпе. А он хотел догнать ее.

Женщина повернула за угол и исчезла из вида.

Сорайя недооценила его, если подумала, что он не найдет ее так близко от дома.

Бросив лошадь, Кайлмор побежал. Он воспринимал людей, идущих по улице, как множество неживых препятствий, не извиняясь, расталкивал их, не остановился, выбив обруч из рук ребенка. Только одно имело значение – чтобы вероломная шлюха не ускользнула от него.